Уильям находит телефонную будку и звонит Кори. Говорит, что хочет встретиться в Рехобот-Бич. Я не знаю, как реагирует Кори. Гудмен бросает трубку, приподнимает ворот ветровки и несется обратно к машине, попадая в лужи.
Дождь стучит по крыше. Печка работает вовсю, но мне всё равно холодно. Я гляжу в окно, на Уилла не обращаю внимания. Мы молчим, притворяясь, что ничего не было и мы – чужие. А наши чувства – вымысел, как и все сказанные слова.
Не знаю, что мне делать.
Я зажмуриваюсь. Нужно взять себя в руки. Я не для того проделала весь этот путь, не для того сбежала из дома, чтобы разбиться в дороге и навсегда остаться порывом ветра, гуляющим по призрачным склонам. Я должна быть умнее. Найти в себе силы и забыть о боли. Я должна.
Мы едем, в машине пахнет мелиссой. Я уже ненавижу этот запах. Ненавижу, что у меня подскакивает сердце, едва Уилл смотрит на меня. Глупость. Бессмыслица. Впервые я ощутила внутри тепло, захотела стать к кому-то ближе, а этот человек – разрушение. Если я прикоснусь к нему, то превращусь в пепел и растворюсь в воздухе.
Вскоре дождь превращается в морось, а затем и вовсе исчезает. Небо озаряет тусклое солнце, на землю падают безобразные куски света, освещающие лишь части поверхности. Мы едем вперед, оставляя позади грозовые тучи, ветер и холод. Становится светлее, но в груди до сих пор полыхает буря. Не знаю, как избавиться от этого ощущения.
Мы едем часа три, Уильям жмет на газ так рьяно, что «Додж» летит над дорогой, едва касаясь колесами асфальта. Я ничего ему не говорю. Если мы разобьемся – так уж и быть. Повторим историю его матери. Будет весьма интересно. Я – как его мать, а он – как мой отец. Повторяем ошибки взрослых, знаем об этом, но все равно бросаемся очертя голову в круговорот лжи, безумия, отчаяния. Разве это жизнь? Говорят, что гнаться нужно за впечатлениями, с ума сходить, рисковать и на куски разрываться. Но это чушь. Никто не кинется в сумасшествие, если ему есть что терять. Люди с дороги, люди, живущие одним лишь днем, секундами, одиноки и несчастны. Они не знают, за что уцепиться, и цепляются за безумие. Оно придает им сил и уверенности в том, что у жизни есть вкус. Но на самом деле это вкус разрушения. Вкус отчаяния. Они по-другому не умеют. И они тухнут, отравленные собственным ядом.