— Я разговаривал с Рафферти четверть часа назад, — прервал его сенатор Феллоуз. — Он только что узнал. Я, конечно, заверил его, что мы готовы отложить…
— И он отказался?..
— Он ответил, что придет. Не знаю, то ли он не соображает, то ли до такой степени хладнокровен, но он сказал, что придет, чтобы сегодня же со всем покончить.
— Все равно, лучше бы нам отложить заседание, — настаивал Эллисон. — У Рафферти, наверное, временное затмение рассудка. Он не понимает…
— Он хочет, чтобы мы продолжали, — подтвердил Эймс. — Сенатор Феллоуз говорил с ним, а я беседовал с Коффманом, его адвокатом. Они настаивают, чтобы заседание состоялось. Коффман говорит, что Рафферти потрясен и убит горем, но требует завершения разбора. Сразу после заседания он едет на Запад. Однако пора. Приступаем, сенатор?
Орманд Феллоуз утвердительно кивнул. Да, он был бы рад покончить с этим. Увидеть конец Джека Рафферти. Он устал и испытывал смутное чувство неудовлетворения и поражения. Ибо сознавал, что все оборачивается вовсе не так, как он предполагал. Его раздражало и бесило, когда Фарроу, Фаричетти, Харт и прочие садились на свидетельское место и, ссылаясь на пятую поправку, отказывались говорить. Сенатора охватывало чувство беспомощности, ему казалось, что происходит явное злоупотребление и извращение самой сути этого конституционного положения. А потом сел Рафферти и заявил, что готов давать показания. Готов отвечать на вопросы Эймса и всех остальных.
Несмотря на свою молодость и некоторую неопытность, Эймс превосходно вел дело. Люди, участвовавшие в расследовании, сумели добыть много компрометирующих материалов. И тем не менее, окончательный результат не сулил особых надежд. Да, Рафферти ответил на все вопросы. И ответы его зачастую были изобличающими. Но дело венчает окончательный результат. А Рафферти, фактически не нарушая присяги, все время, казалось, куда-то ускользал. Его откровенность обернулась в некотором роде реабилитацией его деятельности. В конце каждого дня после показаний Рафферти, несмотря на выявленные факты, возникало какое-то чувство симпатии к самому Рафферти — главному отрицательному персонажу в драме.
И наконец, этот трагический случай, происшедший в крайне неподходящее время. Пресса, конечно, пытается на этом играть. Как бы ни была преступна его деятельность, однако публика, прочитав о смерти его дочери, все ему простит, нечего и сомневаться. Человек, предавший свою любовницу, изменявший своей жене, нечестный в отношениях с начальством и друзьями, будет забыт, а вместо него появится другой, которого будут считать добрым, нежным отцом, тяжело переживающим внезапную смерть любимой дочери. Сенатор и сам глубоко сочувствовал горю Рафферти, но стыдился этой слабости теперь, в столь неподходящую минуту.