На этот раз обед прошел в молчании. Генчо даже не притронулся к дамаджанке.
Наконец, когда Генчовица, убрав посуду, вышла из комнаты, сапожник прикрыл дверь и сказал, что пора собираться в дорогу. Их ждет подвода. Часа через три они будут на месте. Лодка? Будет и лодка. Ее приведут рыбаки.
— Спасибо тебе за все, — сказал Нечаев.
Генчо удивленно поднял кустистые брови.
— Это вам спасибо, — сказал он. — Без вашей помощи нам от них не избавиться, — он кивнул в сторону портретов, висевших на стене. — Мы, болгары, знаем историю. Только русские помогали нам освободиться от чужеземного ига.
Он произнес это так торжественно-громко, что Генчовица, по обыкновению хлопотавшая на кухне, услышала и приоткрыла дверь. Посмотрев на мужа и на постояльцев, она поняла все. Медленно вытерев руки, она подошла к Нечаеву и поцеловала его в лоб. Потом притянула к себе голову Шкляра, которого называла не Семеном, а Симеоном, и перекрестила обоих на дорогу.
— Ты мой джан аркадаш, — сказал Генчо, в свою очередь обнимая Нечаева. Кто знает, удастся ли им проститься в последнюю минуту, там, на берегу?..
Нечаев уже знал, что «джан аркадаш» — это лучший друг.
В комнату заглянул Славко: пора!..
Подвода стояла во дворе. Генчо разобрал вожжи, Нечаев и Сеня-Сенечка уселись сзади на мешки, и подвода медленно выехала со двора. Ее колеса затарахтели по булыжнику.
За город выехали еще засветло. Дорога не охранялась. По ней шли подводы и машины, катили велосипедисты. У каждого свое дело.
Часа через два они благополучно добрались до той самой корчмы, в которой Нечаев и Сеня-Сенечка провели несколько напряженных минут. Генчо, к их удивлению, вызвал корчмаря и что-то сказал ему. После этого, соскочив с подводы, Генчо привязал лошадь к изгороди и пригласил их войти в корчму, чтобы там дождаться темноты.
На этот раз в корчме было пусто.
Хозяин то ли не узнал их, то ли притворился, будто видит их впервые. Он спокойно прошел за стойку и налил им по рюмке вина. Лицо его при этом не выражало ни удивления, ни любопытства. С таким же безразличием он и проводил их, когда они, дождавшись темноты, покинули корчму, чтобы пешком спуститься к морю.
Лодка уже ждала их.
Это была большая рыбачья лодка, густо, на славу просмоленная и проконопаченная. Она сливалась с темнотой.
Раздумывать было некогда. Мотоцикл им теперь ни к чему. И с автоматами на людях лучше не показываться. Без них они ничем не будут отличаться от сотен других немецких солдат, которые в свободное время расхаживают по улицам, заглядывая в магазинчики и кабачки. Но каски… Не могут они расхаживать в касках!