Первоначально многие из его коллег встретили подобные идеи со скептицизмом: они считали, что опухоли растут за счет существующих кровеносных сосудов, не создавая собственной системы кровоснабжения. Правота Фолкмана была доказана лишь через десять лет, когда удалось установить идентичность ряда молекул, которые генерировались раковыми клетками и стимулировали образование новых кровеносных трубок из близлежащих сосудов.
Среди открытых молекулярных образований особый интерес ученые проявили к белку, который был назван фактором роста эндотелия сосудов (VEGF). Им начали активно заниматься те, кто стремился найти способы, позволявшие перекрыть кровоснабжение опухоли. Первой в этой группе оказалась калифорнийская биотехнологическая компания Genentech, которая потратила большую часть 1990-х годов на разработку первого блокирующего VEGF препарата, получившего название «Авастин» (бевацизумаб). Было много надежд на то, что вот-вот совершится прорыв, которого так ждал мир, с учетом того что сам Джеймс Уотсон, один из первооткрывателей структуры ДНК, заявил, что благодаря открытию Фолкмана «рак будет побежден через два года».
Сам Фолкман, однако, был более осторожен в прогнозах; он указывал на то, что препараты пока испытывались только на животных и еще не прошли тестирование на людях[46]. Несмотря на поднятую шумиху, «Авастин» в основном провалился в том, что касается лечения рака, хотя вскоре у него появился второй шанс – в качестве лекарства от дистрофии желтого пятна, разновидности прогрессирующей потери зрения, вызванной возникновением новых кровеносных сосудов на стенке глазного дна.
Объяснение того, почему «Авастину» не удалось оправдать связывавшиеся с ним большие надежды, надо искать в 1999 году – за пять лет до того, как препарат впервые одобрили для лечения онкобольных. В то время клеточный биолог Мэри Хендрикс и ее коллеги, работавшие на кафедре анатомии Айовского университета, применяли мощные микроскопы, пытаясь получше рассмотреть внутренние структуры меланом. В фокусе их внимания были заполненные кровью извилистые петли, пробивающиеся сквозь массу раковых клеток. Вопреки господствовавшей тогда догме ангиогенеза, согласно которой эта хаотичная сеть трубок должна была произрастать из близлежащих кровеносных сосудов, капилляры внутри взятых ими образцов меланомы фактически состояли из видоизмененных раковых клеток. Хендрикс нарекла этот феномен «сосудистой мимикрией». Открытие того факта, что раковые клетки могут трансформироваться в кровеносные сосуды и возвращаться обратно в кровоток, а вовсе не посылать сигналы, побуждающие к росту новых сосудов, было столь же спорным, сколь и поразительным. В эту ересь мало кто верил, несмотря даже на то, что в ходе клинических испытаний противоангиогенезные лекарства проваливались одно за другим.