— Жек, я не могу, я это… как бы, голый, — хохотнул Геныч, но в голосе послышалось смущение.
Смущенный Геныч!.. Че-о-орт! Я прибавил газ.
— Держись, братан, ты сам-то как — в порядке?
— Да башка трещит, — прогудел Геныч и вдруг как заорал: — эй, мужик, это какая улица?.. Да-а? А дом какой?.. Сам туда иди, колдырь е*учий!
Несмотря на тревогу за друга, я заржал. Успокаивало, что если он на ногах, то с ним уже вряд ли что-то случится. И все же, я торопился, как мог. Генычу редко требовалась чья-либо помощь, и игнорировать его просьбу я не имел права. Почему он голый-то? И во что мне его одевать?
— Жека, я все узнал — это улица Паровозная. Точняк она — я недавно слышал гудок. А дом — не знаю какой… Но я думаю — первый, и он же последний. Все остальные на дома вообще не похожи. Ты это… ищи четырехэтажку и смотри по балконам — как увидишь голого мужика — это я.
— Ты ох*ел? Зайди в хату — простудишься.
— Не могу, Жек, там воняет… А я тут себе коврик под ноги постелил.
Бля-а-а… Я вдавил газ в пол. Воскресенье перестало быть грустным.
*****
— Геныч, но как?
— Как-как — где напи*дился — там и сгодился, — хмуро прорычал друг и отвернулся.
Геныча я обнаружил быстро и, как не смешно, — именно на балконе и в чем мать родила. Остается загадкой, как хлипкий убогий балкончик выдержал тушу моего друга и как его еще раньше не загребли в местное отделение. Хотя, сомневаюсь, что менты сами рискуют соваться в этот райончик. Как здесь жить-то можно? А ведь раньше где-то здесь жила моя Диана…
— Хочешь сказать, что ты меня вчера в этот гадюшник агитировал сорваться? — покосился я на друга.
— Не хочу. Я в "Дровах" был и Ирку Максову увидел. Не, ты прикинь, эта лярва там с каким-то додиком обжималась… А потом они свалили вместе, а я за ними… Ну, хотел удостовериться…
— И чо — удостоверился?
— Не знаю… Я за ними в "Трясогузку" прикатил, а там, похоже, эта сука меня засекла и все.
— Что все? Ты почему в таком виде? — гаркнул я на Геныча, который явно был еще не в адеквате.
— Жек, я не знаю, — он понуро уставился в окно, а мне захотелось остановить машину и обнять его.
Сейчас, завернутый в плед, который я всегда возил в багажнике на всякий пожарный, Геныч выглядел очень растерянным и несчастным. Обычно это именно он вытаскивал нас с Максом из разных переделок и вечно с нами нянчился. Представить Геныча попавшим в беду было нереально, да и напоить до беспамятства этого бычару было невозможно.
— Слышь, а почему ты в этом отстойнике какие-нибудь тапочки не прихватил? — я посмотрел на босые грязные ноги друга. Было невыносимо видеть этого Геракла в столь плачевном виде.