— … надеюсь, все вы согласны, как нам повезло видеть в наших рядах эту несравненную жемчужину и прекраснейшую из женщин! — громко подытожил Ланевский. — Прошу любить и жаловать!
Перебор, дорогой Александр Андреевич! Кажется, на нервной почве ты перепутал мероприятия. Глянь на коллег — любить меня согласны лишь парочка самых озабоченных, а остальным уже страшно.
На Рыжую больно смотреть — сейчас она сама себе не показалась бы симпатичной. Артурчика все больше манит вид серого неба за окном, а Женечка скоро сотрет себе все зубы в порошок — папин энтузиазм ему совершенно не нравится.
— Добрый день, господа, — моего короткого приветствия оказалось достаточно, чтобы мужчины заново встрепенулись, а единственная дама среди господ задымилась от злости.
— Дианочка, давайте присядем за мой стол, Вам так будет всех хорошо видно, — Ланевский проводил меня к свободному креслу и с видимым облегчением занял свой руководительский трон. В нем он явно чувствует себя увереннее и комфортнее, чем стоя на ногах и распинаясь перед сидящими подчиненными. Правда, мое соседство не позволяет ему полностью расслабиться.
— А теперь, Диана, позвольте Вам представить руководителей отделов — мозг нашей компании, так сказать. И начнем мы, пожалуй, с…
Так вот почему они тут все повально в серых костюмах — олицетворяют серое вещество, значит… Рыжая стерва в своем красном платье на их фоне, как кровавая клякса. Да и Женечка в небрежном гражданском прикиде — в нем же он был сегодня утром — совершенно не вписывается в серое братство. Почему-то мне это приятно.
Пока Ланевский-старший заливается соловьем, я продолжаю прощупывать взглядом своих будущих коллег, пытаюсь угадать их настроение и мысленно расставляю фигуры на шахматной доске. Этот процесс, как обычно, меня увлекает. Подробный доклад ферзя я привычно фильтрую и маркирую полезную информацию.
Артурчик, как и предполагалось, рядовая пешка, однако отрастившая себе достаточной длины хобот, чтобы… Эх, не быть тебе здесь слоном, дорогой, хоть ты и в сером костюме.
А рыжую кляксу зовут Регина — отчество я без сожаления закидываю на задворки памяти. Эта ладья у нас заведует кадрами, и у меня к ней уже имеется несколько вопросов. Рыжая, словно почувствовав опасность, прекращает испепелять меня ненавидящим взглядом и присоединяется к разглядыванию серых облаков вместе с Соболевым.
Что ты видишь там, братишка? О чем думаешь, всматриваясь в серую дымку? Жалел ли ты когда-нибудь о том, что случилось с нами в прошлом? Или люто ненавидел меня все эти годы? Ты ведь мне все расскажешь, правда?