Ничего подобного с ним до сих пор не происходило. Вернее, и томление в груди, и горячечная круговерть мыслей, и желание, обжигавшее при взгляде на Лизхен, — все это было знакомо, и, по правде сказать, не так уж отличалось от того, что он испытывал, увлекаясь очередной светской львицей. Но прежде ему никогда не приходилось задумываться о том, чего он хочет. Щедрый дар мгновенного порыва страсти или драгоценная награда за долгие ухаживания, своя прелесть была и в том, и в другом. Но конечная цель всегда была одна, и никаких сомнений в том, стоит ли ее добиваться, Шемет не испытывал ни разу.
С Лизхен все обстояло иначе. Соблазнить ее и оставить — означало сломать ее жизнь раз и навсегда. Войцеху вспомнились слова Исаака «Но вы, господин граф, учитывая ваше происхождение и богатство, не станете лгать, что готовы жениться». Жгучая волна возмущения поднялась в его душе. Конечно, он не станет лгать. Ни себе, ни Лизхен. Но как же заблуждается старый болван, если думает, что он, Войцех Шемет, из тех, кому происхождение и богатство девушки важнее ее красоты, ума и характера. Нет, он, конечно, не готов жениться. Пока не готов. Но это же не значит, что это вообще невозможно?
Войцех перевернулся на живот, обнял подушку и прижался к ней щекой. Лизхен, такая прелестная, такая желанная. И как ее можно не любить? Даже сорванцы-мальчишки обожают свою сестру, это видно с первого взгляда. Из нее выйдет прекрасная жена, заботливая, нежная, умеющая внести в дом уют и тепло. И почему он должен уступить это кому-то другому, основываясь на глупых предрассудках?
Как бы ей пошли изящные платья из шелка и кружев. Как бы в опере, в ложе, она притягивала к себе все взгляды своей красотой и изысканностью манер. Как было бы прекрасно прокатиться с ней в санях по лесным дорогам Мединтильтаса, согревая ее нежные губы поцелуями. С какой гордостью он кружил бы ее в вальсе на придворном балу, здесь в Берлине, или в Петербурге, под завистливыми взглядами светских повес. Решено…
Впрочем, решать что-то теперь, когда шла война, было невозможно. Жениться только для того, чтобы насладиться ее невинностью и тут же уйти, рискуя оставить вдовой? Это было бы жестоко и несправедливо по отношению к ней. Даже просто взять с нее обещание дождаться, а потом не вернуться — разве это не эгоизм, не себялюбие, не имеющее оправданий? Нет, ради такой девушки стоит ждать, стоит обуздать свои желания и только в мечтах…
Придя к такому выводу, Войцех пообещал себе, что не оскорбит Лизхен даже мысленно, представляя себе то, на что не имел бы права. Ну, разве что совсем невинный поцелуй. Или нескромный взгляд. Или… К черту! Он всегда может представить себе, что они уже женаты. В конце концов — в такой мечте нет ничего оскорбительного для Лизхен.