— Знаешь какую-нибудь сказку? — спросил Йохан, младший из братьев, пухлый восьмилетний мальчуган, похожий на сестру.
— К старшим надо обращаться на «Вы», — тут же вмешалась мать, — и не забывать прибавлять «герр Войцех».
— Не стоит, фрау Грета, — махнул рукой Шемет, — мы же с Йоханом друзья. Правда, Йохан?
Йохан с готовностью закивал, и мать, улыбнувшись, не стала возражать.
— Сказку, сказку, — напомнил Йохан, — ты, наверное, знаешь много сказок?
— Знал, да забыл, — смутился Войцех, которому в детстве вместо сказок кормилица рассказывала на ночь жмудские легенды, по его теперешнему представлению не совсем подходящие для нежного детского возраста.
— И про Красную Шапочку не знаешь? — удивился Герберт, поднимаясь с ковра и направляясь к шкафу, — вот, можешь почитать.
Шемет слегка покраснел. «Сказки матушки Гусыни» он читал уже корнетом, после отъезда отца из Петербурга. Их нескромные намеки и более откровенные «моралите», следующие за каждой сказкой, еще менее, чем деревенские предания, подходили для детского чтения, зато могли послужить весьма пикантной темой для альковного разговора с дамой.
История невинной девушки, попавшей в постель к злому и коварному волку, в особенности смутила его сейчас, после того, как только присутствие матери и братьев удержало его от того, чтобы заключить Лизхен в объятия, послав к чертям все благие намерения. Ему стало нестерпимо стыдно, и он взял злополучную книгу из рук мальчика, словно это был тот самый безнравственный французский роман, которого так опасалась фрау Грета.
Но книга оказалась немецкой, авторства братьев Гримм, изданной всего год назад в Берлине. Прекрасные гравюры были выполнены в самом невинном духе, а сказка, которую он открыл не без внутреннего трепета, учила детей послушанию, ни словом не напоминая об опасностях, ожидающих юных девиц в постели злого волка. Войцех с удовольствием почитал ее вслух, даже в лицах. Злобное рычание выходило у него особенно хорошо, заставляя мальчишек покатываться со смеху.
Через час Лизхен, уже с вымытыми руками, застегнутыми на все пуговки манжетками и без передника, внесла на подносе кофейник, сахарницу и молочник. Вслед за ней показалась Анна, с еще горячим сладким пирогом на большом фаянсовом блюде. Клеенку со стола сняли, и Шемет, проголодавшийся от игр и чтения вслух, отдал должное и кофе, и пирогу. На Лизу он смотреть избегал и почти сразу после ужина откланялся, сославшись на завтрашние дела, и поднялся наверх.
* * *
Закрыв за собой дверь, Войцех бросился на постель и судорожно вцепился в подушку, покрывая ее поцелуями. Слегка выпустив пар, перевернулся на спину, положив руки под голову, и задумался, глядя в потолок.