В сенях его встретила мадмуазель Жюстина. Француженка посмотрела на него каким-то особенным, понимающим взглядом и, подавая плащ, спросила полушепотом:
— Что, мсье, совсем плохо?
Шемет растерялся и кивнул. Жюстина приложила палец к губам, громко хлопнула дверью и потянула недоумевающего Войцеха за собой. В небольшой чистенькой кухоньке уже кипел кофейник, и горничная ловко накрыла столик, застеленный простой полотняной скатертью, на двоих, достала из шкапчика две рюмки и пузатую бутыль домашней наливки.
Войцех маленькими глотками пил кофей, не решаясь заговорить, а Жюстина молча смотрела на него, подперев кулачком все еще красивую голову, с тронутыми первой сединой буклями над высоким гладким лбом.
— Что я делаю не так, мадмуазель? — тихо спросил Войцех, не в силах больше хранить молчание. Он только теперь осознал, как отчаянно нуждается в совете, и что совет этот никто из приятелей и друзей дать ему не сможет.
— Вы все делаете правильно, мсье, — грустно улыбнулась Жюстина, — вот только зачем?
— Не знаю, — пожал плечами Войцех, — я, кажется, совсем запутался.
— Вы ведь не любите мадам Полин, мсье? — почти не спрашивая, кивнула француженка.
— Нет, — твердо ответил Войцех, — не люблю.
Он уже понимал, что его страсть к Мари не была тем чувством, которого с нетерпением ожидала его душа. Но, говоря ей о любви, он и сам горячо верил в свои слова. А потом, осаждая капризные сердца светских дам, знал, что это — всего лишь игра, цену которой знают обе стороны. Прасковье Федоровне он лгать не хотел. Впрочем, и она избегала говорить о чувствах, довольствуясь иными изъявлениями привязанности.
— Это дурно? — с тревогой спросил он.
— Нет, мсье, — снова улыбнулась Жюстина, — но ведете вы себя, как влюбленный. Мадам хорошо понимает, как воспользоваться этим к своей выгоде.
— Получается, я ничем не отличаюсь от Вирского? — гневно спросил Войцех. — Какая мерзость…
— Это не так, — мягко сказала Жюстина, легонько накрывая его руку ласковым, почти материнским жестом, — вы страдаете, мсье. Князь наслаждался. Вот в чем разница.
— И что же мне делать? — Войцех с тоской взглянул на пузатую бутыль, и Жюстина, понимающе кивнув, наполнила его рюмку.
— Оставьте ее, мсье, — строгим голосом сказала она, — поверьте мне, мадам прекрасно устроится. Вы ведь богаты, не так ли, господин граф?
— Да, конечно…
— Так подарите ей этот дом, выделите достаточную сумму на обзаведение и выкиньте всю эту историю из головы.
— Но… — Войцех слегка замялся, — не значит ли это толкнуть мадмуазель Полину на путь порока?
— Она уже далеко зашла по этому пути, — заметила Жюстина, отхлебывая кофей, — и ее обращение с вами, мсье, тому подтверждение. Безделье — вот мать всех пороков. Почему, вы думаете, я служу?