— Вот как? — рассмеялся баритон. — Предсказание? Забавно. И что же такого должно случиться, чтобы мне стоило возиться, спасая его жизнь?
— Когда-нибудь он отплатит тебе тем же. Большего сказать не могу. Я не вижу, когда и как.
— Значит, ты знаешь, что я соглашусь? — смех стал громче и язвительнее.
— Нет. Будущее не предопределено. Но…
— Ну что же, — ответ последовал после долгой паузы, — я дам ему шанс.
Плащ заскользил по лицу Войцеха, и в глаза ударил ослепительный свет. Всего лишь тусклый огонек свечи. Шемет так и не разглядел склонившееся над ним лицо.
— Ну, юноша, — насмешливо произнес незнакомец, — сейчас вы узнаете, что такое боль.
Одним движением он сорвал повязку с живота Войцеха, и безумный огненный вихрь затопил сознание.
Дни и ночи слились в бесконечную тьму кошмарных сновидений и мучительных пробуждений.
Во сне он бродил по снежным лесам Жемайтии, голод гнал его сквозь бурелом в самую чащобу. Из горячей пасти вырывалось утробное рычание, мохнатые лапы с длинными когтями рвали кору деревьев. Он валился с ног от усталости, мечтая только о том, чтобы заснуть под заснеженными корнями могучего дуба, где в глубокой яме пахло прелой листвой и грибницей. Но голод не давал покоя, вел по следу кабана, оленя или зайца, и только восхитительный вкус свежей крови, заполняющей пасть, струящейся между острыми клыками, наполнял его недолгим блаженством.
В полудреме мысли путались. Легкое покачивание кареты, тихий голос во тьме, бормочущий ласковые покойные слова на чужом наречии, голос мужицкий, грубый, надтреснутый, ветер да скрип ветвей, стук колес, конское ржание — только звуки. Глаза завязаны, руки, слабые как у столетнего старика, примотаны к телу тяжелым шерстяным одеялом. Жажда и голод. И боль, пульсирующая в такт конскому топоту, слабеющая понемногу, но не отпускающая никогда.
«Верил бы в ад, решил бы, что помер», — подумалось Войцеху.
Но хуже всего были остановки. Сильные руки выносили его из кареты, укладывали на лавку в чужой избе, а то и прямо на пол. Глаза накрепко закрывала повязка, но одеяло разматывали, оставляя обнаженное тело беззащитным перед новой волной сумасшедшей, разрывающей внутренности боли. Войцех чувствовал чье-то незримое присутствие рядом, иногда ледяная рука касалась его ран, но ни слова, ни шороха, ни даже дыхания он не слышал.
Сколько времени они провели в пути, Войцех не знал. Но после нескольких остановок боль от тряски в раненом плече утихла. Потом, как-то вдруг, обнаружилось, что уже давно не болит простреленная нога. И, когда спазмы в разрубленном животе сменились легким тянущим нытьем, губ его коснулась долгожданная влага — всего несколько капель.