— Хорошие слова, Иоахим, — улыбнулся Войцех, — давай за это выпьем. За честную игру.
— Заговорил, как англичанин, — рассмеялся Лелевель, разливая по чаркам водку, — может, тебе к Веллингтону податься?
— Далеко, — вздохнул Шемет, — да и зачем? Скоро вся Европа заполыхает войной. Тиран слишком долго навязывал народам свою волю. Что выиграла Польша под его рукой?
— Возможность отомстить за залитую кровью Варшаву, — Лелевель сжал кулаки так, что костяшки побелели, — за поднятых на штыки младенцев, за изрубленных суворовскими гренадерами стариков и женщин. Но местью не проживешь. На ней не построишь будущего.
— Простить? — Войцех почувствовал, как в груди поднимается ледяной вал ненависти к предателю, ушедшему от справедливого возмездия. — Это не по мне. У меня тоже есть счет, и я клянусь, он будет оплачен.
— Любой ценой? — возразил Иоахим. — Пусть ценой твоей жизни, пусть так. Я признаю твое право. Но если тебе для этого придется поступиться будущностью твоей семьи, разве ты выберешь месть?
— Не знаю, — вздохнул Войцех, — это умозрительные рассуждения. Вряд ли до этого дойдет. Давай не будем говорить обо мне.
— Как бы там ни было, — согласно кивнул Лелевель, — счет оплачен. Время ненависти прошло. Но время борьбы за свободу — нет. Сменить одного тирана на другого — это ли путь, которым мы пойдем? Мы, одними из первых принявшие конституцию? Мы, чья вольность стала нашей погибелью, потому что наши соседи не смогли простить нам такого примера? Нет, господин граф, мы еще поднимем оружие. Против всех тиранов, против всех, кто признает рабство законным.
— До этого еще далеко, — заметил Войцех, — а война идет уже сейчас. Я знаю, где враг. Но не уверен, под чьими знаменами мне следует с ним сразиться.
— Возможно, Пруссия восстанет против непрошеного союзника, — усмехнулся Иоахим, — тоже, конечно, не республика свободы, равенства и братства, но, все же не такая душная тюрьма, как Российская или Австрийская Империи. Подумай над этим.
— Подумаю, — твердо ответил Войцех, — главное ведь не за кого, а за что сражаешься. Может быть мне придется когда-нибудь сражаться и против пруссаков на стороне французов. И я даю тебе слово, Иоахим, что, где бы я ни оказался, я всегда буду драться только за одно — за свободу. За нашу и вашу свободу.
— Хорошие слова, — кивнул Лелевель, — пожалуй, я их запомню.