Однажды Харальд страшно рассердился на Лив, когда она позволила себе о чем-то рассказать психотерапевтам. Он высмеял жену и при этом крайне негативно отозвался о ней. Тогда один из специалистов, мужчина, задал ему несколько прямых откровенных вопросов. Харальд воспринял их как критику в свой адрес и пригрозил, что больше не придет ни на один сеанс. После этого оба психотерапевта начали едва ли не заискивать перед ним.
Лив все больше и больше укреплялась в решении развестись с мужем, но в то же время она беспокоилась о том, что дети, если они захотят остаться с отцом, могут стать для Харальда объектами вымещения ярости, а ее не будет рядом, чтобы защитить их.
«В одной из последних бесед я набралась смелости и рассказала о физическом насилии и домашних погромах. Я сказала, что боюсь находиться с Харальдом в одной комнате – я вижу, как его глаза темнеют, и понимаю, что за этим последует. Я хотела, чтобы Харальду помогли справляться с приступами ярости, чтобы наши дети могли чувствовать себя спокойно. Психотерапевты выслушали меня, не сказав ни слова, они также не задали Харальду ни одного вопроса. Вместо этого они обратились ко мне, полагая, что, возможно, это я слишком пуглива. Они сказали, что я веду себя как мышь при виде кошки. Также они выразили опасение, что мой страх может повлиять на отношение детей к отцу. По их мнению, я отводила Харальду роль монстра. Терапевты сочли, что это мне надо ходить на терапию, чтобы проработать свои страхи. Услышав это, муж удовлетворенно улыбнулся», – рассказывает Лив.
После этого специалисты поинтересовались, с кем останутся дети в случае развода. Лив сказала, что хотела бы жить с детьми, предоставив Харальду право беспрепятственного общения с ними. Но психотерапевты указали ей на то, что Харальд проявил взаимопонимание и готовность к взаимовыгодному разделу имущества, поэтому ей нужно изменить свой негативный настрой по отношению к нему и ситуации и не следует выдвигать такие жесткие требования.
Лив сдалась, чувствуя, что у нее больше нет сил для борьбы. На следующей встрече она подписала договор, согласно которому дети могут жить как у матери, так и у отца. Харальд посчитал это своей победой. Позже он неоднократно использовал против Лив то, что говорили о ней психотерапевты.
Лив тяжело переживала эту неудачную парную терапию. Спустя год она обратилась уже к другому специалисту. По его совету женщина позвонила в территориальный центр социальной помощи семье и детям, чтобы рассказать своим прежним консультантам, как на нее подействовали их беседы и оскорбительные рекомендации. К ее большому изумлению, психотерапевт сообщил ей, что они прекрасно понимали, что у Харальда серьезные личностные проблемы, но особенности психотерапии таковы, что говорить об этом было нельзя. На тот момент казалось очень важным, чтобы Харальд не прервал работу в паре, поэтому ему не особенно и возражали. То, как повлияло на Лив это «чуткое» отношение к Харальду и обвинения ее в узколобости и забитости, терапевтов не интересовало.