Сахарные барашки (Цвирка) - страница 64
Стал водить ее Катинас по людям…
Явились граф с управителем на другой день посмотреть, какую она пряжу приготовила. Снял Паслаускас с пальца кольцо и стал пропускать через кольцо пряжу, а она не проходит: больно толсто спряла Агота. Снова граф дал ей две, а управитель три розги. Почесала, потерла девка больное место и говорит: «Я в суд пойду. Несправедливо это, барин, что сватаешь меня за старого холопа. Я до самого царя дойду…» — «Иди, иди», — говорит барин. Но только Агота ушла, как послал он за ней вдогонку управителя. Тот воротил ее, привел. Приказал барин принести розог терновых. Принес розги управитель, положили Аготу на лавку и до тех пор секли ее, пока бедняжка кровью истекать не начала. А когда ей подняться велели, она уж и встать без чужой помощи не могла — поднимать ее пришлось.
«Ну, — спрашивает барин, — выйдешь теперь замуж за Катинаса?» А Агота от боли уж и слов его не понимает. Вот она и ответила: «Пусть на то будет воля господская». Барин тут же велел коней запрягать. Послали карету за ксендзом, привезли самого викария, повенчал он Катинаса с Аготой, а та не успела с себя даже кровь смыть. В тот же самый день выдали им вольную — идите, мол, на все четыре стороны.
С той поры, со дня порки этой, увяла прежняя краса Аготы, оглохла она, а скоро и ослепла. Стал водить ее Катинас по людям: где поработает, а где подходящей работы нет, милостыню попросит. И всегда Катинас носил с собой молитвенник. Хоть и не умел он читать, но знал на память, где какая молитва. Он, значит, молитву читает, а Агота подтягивает: «Молись за нас, грешных…» Однажды как-то посадил Катинас жену на скамью и уже хотел рядом сесть, а скамья-то была короткая. «Подвинься немножко», — говорит он жене. А та глухая, не поняла да давай подтягивать: «Молись за нас, грешных…»
Десять лет ходили они так. Только Агота все время сохла да сохла, пока совсем не высохла, и умерла еще молодая.
Пришел Катинас в имение попросить у графа хоть сколько-нибудь денег на погребение. Граф узнал про смерть Аготы и говорит Катинасу: «Видишь, не хотела она за тебя, старика, идти, поэтому раньше твоего и умерла…» — и пять рублей выложил на гроб Аготе.
Долго еще потом Катинас ходил по людям. Наконец приютил его твой отец, пожалел его старость. Хотя и здоровья у старика прежнего не осталось и работать уже он не работал, но до преклонных лет дожил. Сам не знал, который год на свете живет. Сколько помню его, он все такой же, седой как лунь… Без костыля шагу не ступит, зато слух у него — цветок распускается, и то, кажется, чует.