Шел уже третий день нашего наступления на Восточную Пруссию, и советская артиллерия методично перемалывала в пыль бетонированные доты Гумбинненского укрепрайона, где окопались недобитые фашисты из группы армий «Центр». Дальнобойные гаубицы работали день и ночь, а вот пилоты бомбардировщиков в бессильной ярости сидели на земле и ждали летной погоды — снежная метель сменялась то непроглядным туманом, то новым бураном.
Наконец, вечером 15 января распогодилось, в штабе дали приказ на вылет, и сразу две воздушные армии обрушили на врага огненный ураган фугасных бомб.
Немцы пробовали огрызаться, и тогда в дело вступили «сталинские соколы» из 813-го истребительного авиаполка, прикрывавшие «бомберов» и уже не раз гонявшие хваленых немецких асов.
Вот и сейчас, едва наши «пешки» — бомбардировщики Пе-2 — успели отработать по немецким позициям, как из облаков дыма выскочили три десятка «фоккеров» — мощных истребителей FW-190. Навстречу им тут же рванулась восьмерка наших Ла-5…
Закипел воздушный бой. В какой-то момент лейтенант Григорий Волошин, взмыв под самые облака, вдруг увидел, как в хвост командира эскадрильи майора Митрофанова зашли сразу два «фоккера».
— Уходи, командир, я прикрою! — обрушился он сверху на немцев. Нажал на гашетку, но ленты обеих пушек ШВАК давно уже были пусты. Черт!
— Командир, уходи! — прокричал он, бросая машину на таран.
Очевидцы видели, как оба самолета столкнулись в воздухе и в огненном взрыве развалились на части. Тело Волошина так и не нашли, хотя его фамилию в тот же день внесли в список безвозвратных потерь, а за спасение командира его посмертно представили к награждению орденом Отечественной войны 1-й степени.
Но Григорий Волошин не погиб. Искалеченного, обожженного и контуженного летчика в тот день нашли наши пехотинцы в каком-то болоте. Врачи-хирурги совершили настоящее чудо, вернув пилота к жизни. Правда, разорванные в клочья ноги пришлось ампутировать, как и обе руки. Но самое главное — от страшной контузии Волошин потерял память, а все его документы сгорели. Никто не знал, как зовут летчика, а сам он не помнил о себе ничего… После контузии Волошин мог только мычать что-то нечленораздельное. Но чаще всего он просто молчал, глядя невидящими глазами в одну точку. Так началась новая эпопея скитаний летчика Волошина — по госпиталям и домам инвалидов.
Как «неизвестный солдат» он оказался в одном из скитов для «психических» — Никольском ските Валаамского монастыря. Пролежал он на койке почти в одном положении 15 лет. В 1974 году на Валаам прибыл художник Геннадий Добров, решивший живописать быт дома инвалидов. Зайдя в Никольский скит, он увидел неизвестного «самовара». Вид его потряс живописца, и он нарисовал его портрет. Рисунки Доброва скоро увидел весь мир. Увидел портрет обитателя Никольского скита и житель Киргизии Николай Григорьевич Волошин, и обмер — это был его погибший отец. Сравнили все сохранившие фотографии — его лицо, вне всяких сомнений. Правда к тому времени лейтенант Волошин умер.