Я протянула его вещи обратно:
— Думаешь, ты сейчас уравнял нас?
— А ты представь себя в моей шкуре. Хоть на минуточку. — Его лицо исказила горечь. — Это ведь не так сложно. И тогда ты поймешь, о чем говорю.
— Это глупо.
Он тяжело вздохнул.
— Я бежал отсюда в Америку, как мне казалось, от скуки. Строил планы, хотел увидеть мир. Мама без проблем засунула меня в Columbia University, отвалила кому надо бабла, и готово. Что я понял сразу? Там всем на всех по фиг. Учиться не нужно, что-то кому-то доказывать тоже. Ты богат, и, значит, тебя принимают везде.
— Так не только в Америке. — Усмехнулась я.
Отвернувшись от меня, Дима продолжал:
— Когда другие студенты узнали, что у меня есть бабки, сразу нарисовалась куча друзей. Таких же, как и я, в общем-то… И понеслось. Когда есть деньги, ведь все просто, так? Я отдыхал, прогуливал занятия, начал хамить преподавателям. Потом стал напиваться так, что мои новые друзья приносили меня домой в состоянии «не стояния».
— А мама? — Осторожно спросила я. Мне хотелось заглянуть в его глаза, но теперь он успешно от меня их прятал.
— Мать с отцом бесились, переживали, орали, а мне было хорошо. Наконец они разговаривали друг с другом. Наконец обращали на меня внимание. Им же до меня дела не было всю жизнь! У одной гастроли, у другого бизнес! — Его голос сорвался. — И мне даже нравилась моя новая жизнь. И друзья, которых не нужно было звать — они всегда приходили сами. Не отпускали меня. Потому что ты — классный друг, если за всех платишь. — Усмехнулся, качая головой. — Хочешь знать что-то еще о моей черной стороне? Или уже боишься?
Я растерялась. Не сказать, чтобы мне приятно было это слышать. Но лучше ведь знать все. Быть готовой. Позволить человеку открыться тебе, выслушать, а потом уже решать, сможешь ли ты его принять таким, каким он перед тобой предстал. И я хотела знать настоящего Диму. Даже если мне будет больно от этого знания.
— Никто не идеален, и ты не должен быть таким. — Сказала почти шепотом, сжимая в руках его вещи и все еще пытаясь поймать его взгляд.
— Я обещал родителям, что завяжу, — Дима скривился, будто пытался проглотить что-то колючее, — но на следующий день все повторялось. А потом снова и снова. И становилось только хуже. Все это превращалось в замкнутый круг. Потом мне как-то предложили покурить косячок. Джессика. Ее boyfriend толкал марихуану в клубе. Потом таблетки.
— Это серьезно. — Но не смертельно. И моя рука уже хотела коснуться его руки, но он вдруг так шумно выдохнул, что я растерялась.
— Повезло, что не пересел на что-то тяжелое. Жизнь с бухлом и травой и так превратилась в череду картинок. Завтра ничем не отличалось от вчера. Я перебирал женщин, одну за другой. Не запоминая даже их имен. — Моя рука опустилась и с силой прижалась к груди. — А зачем? Потом будет новая, и с ними даже не нужно разговаривать. Потому что никому не интересно, что у тебя внутри, когда ты для них — всего лишь мешок с деньгами. — Его ладони пробежали по бледному лицу, пытаясь смыть, кажется, и стыд, и горечь вины. — А потом меня задержали с травкой. А потом еще раз.