— Я вашу маму люблю и всегда любил. — Человек на кровати задрожал, пытаясь приподняться, но тут же без сил опустился на подушки. Даже на расстоянии были видны мелкие капельки пота, проступившие на его лбу. — Прости уже меня, сынок!
— Давно простил. — Брат сложил руки на груди и упер подбородок кулаком. — Иначе бы не пришел. Я уже десять лет живу с этим. А время… оно же вроде как лечит. — Покачал головой. — Всю оставшуюся жизнь у меня перед глазами будет стоять твой пример.
— Я слишком поздно все осознал, — прохрипел мужчина.
— Ты в свои годы мог быть здоровым мужиком. А теперь посмотри, на кого ты похож. — Брат схватился за голову. — Что-то еще можно сделать? Операцию? Нет? — Он раскинул руки, как-то беспомощно и непонимающе. — Что, просто сидеть и вот так ждать конца?
Мужчина закашлялся.
— Уже ничего не сделаешь. — Выдавил, брызгая слюной. — Я понимаю это и принимаю.
— И что? — Завелся брат, повышая голос. — Собрался вот так взять и умереть?
— Паша! — Не выдержала я.
Он обернулся, и мне пришлось зайти внутрь. Подошла ближе и положила руки брату на плечи. Вцепилась пальцами в рубашку, не отрывая взгляда от отца. Тот выглядел растерянным, разглядывая меня и судорожно комкая простыню.
— Машенька… — прошептал тихо, внимательно скользя взглядом по моему лицу.
У меня не находилось даже сил, чтобы что-то ему ответить. Брат, который так бурно реагировал и всегда был против, сидел сейчас и спокойно разговаривал с ним. А я… не могла выдавить ни слова. И когда только Пашкины ладони легли поверх моих, смогла выдохнуть и произнести:
— Здравствуй… те.
И губы, предательски задрожав, сжались, чтобы не допустить нервного стука челюстей друг о друга. Слезы уже плотным потоком застилали глаза.
— Ты так похожа на маму…
Я знала, что это не было правдой. Да, может, мамины черты отражались в моей улыбке, мимике или манере говорить. Может, даже у нас была одинаковая походка. Не знаю. Но мы с Пашкой были его породы. Разными, но такими похожими друг на друга и на него, словно две капли воды.
Как можно было не хотеть видеть своих детей, которые были почти твоей копией?! Как можно было их променять на кого-то? Даже за десять лет у меня не нашлось ответа на такой простой вопрос. А он теперь хотел, чтобы его простили по щелчку пальцев. Даже если я могла сделать над собой какое-то усилие, то выдавила бы лишь это «прощаю». Но только потому, что он умирает.
А само решение, прощать или нет, оставила бы на потом. Себе лично. Может, когда-нибудь моя душа захочет отпустить его. Когда-нибудь она смирится с тем, что многочисленные застолья и ласка десятков чужих женских рук были ему роднее нас двоих, таких похожих, таких ему родных. Таких маленьких и беззащитных.