А затем я чувствую, как Алиса начинает медленно обмякать, и понимаю, что она просто бессильно валится с ног. И плачет.
Я аккуратно перехватываю её беспомощное тельце, поворачиваю девушку к себе лицом, и вижу, что она практически захлёбывается собственными рыданиями. Прижимаю её к своей груди и позволяю её слезам промочить мою рубашку насквозь.
Я держу её крепко. Не хочу отпускать.
Она дрожит, и её рыдания вибрациями бьются мне в грудь. Я хочу хоть немного облегчить её боль, но не знаю, как и каким образом. Мне кажется, что я абсолютно бесполезен, но продолжаю держать её так крепко, будто от этих объятий зависят обе наши жизни.
Она такая маленькая.
Почти крохотная.
Как из такого маленького человека может вылиться столько слёз?
Я осторожно отпускаю левую руку, вынимаю её из рукава, спускаю куртку на одно плечо, затем проделываю то же самое с правой рукой — снимаю куртку и накидываю на плечи своей пациентке.
— Спасибо. — Шмыгает носом Алиса.
Её кулачки отпускают мою рубашку, и кажется, что она вот-вот отстранится, но вместо этого девушка осторожно тянет руки и нежно оплетает ими мою талию. Они смыкаются на спине, и теперь я чувствую её горячие ладони на своей пояснице. Мне становится трудно дышать.
Какая… щекотливая ситуация.
Мы стоим ночью на крыше и… обнимаемся.
И всё это практически молча.
Что происходит?
— Спасибо. — Повторяет Алиса ещё раз.
Но я рад, что ей лучше. Я чувствую это.
Её дыхание выравнивается.
Я уже собираюсь ответить: «Не за что, Алиса Александровна», но вдруг понимаю, что это всё разрушит. А мне почему-то нравится это странное единение. Всё равно никто нас не увидит, а потому не сможет осудить. Остаётся лишь мой внутренний ориентир нравственности — моя совесть, но она сейчас шепчет: «держи её, просто держи».
Проходит минута, за ней вторая, и, наконец, девушка слегка отстраняется и видит в серебристых отсветах луны расплывающееся влажное пятно на моей груди:
— Ой… — Шепчет она и громко сглатывает. А затем поднимает на меня испуганный взгляд. — Простите… простите меня!
И её распахнутый взгляд мгновенно проясняется. Зрачки сужаются, мягкие губы взволнованно приоткрываются, и Алиса тихо вздыхает.
Я вижу, что наступает самый подходящий момент, чтобы расцепить наши руки, но делаю это медленно и осторожно.
— Ничего страшного. — Произношу я.
И не узнаю собственный голос — такой он хриплый и низкий.
Прежде, чем сделать шаг назад и окончательно разъединиться, я сжимаю в своей ладони её маленькую ладонь. Секунда, и наши пальцы, соприкоснувшись напоследок самыми кончиками, теряют друг друга в холодном осеннем воздухе.