– Нам нужно торопиться, иначе размоет все следы на кладбище. – Кричу я, стараясь перекричать стихию.
– Да! – Отвечает Хельвин.
Нужно сказать что-то еще. Что-то здравое и не бессмысленное. Но что? Сердце колотится, как заведенное, и мешает думать.
Бьорн опускает взгляд и смотрит на влагу, которая смывает грязь и кровь с его ладоней, и когда они становятся чище, он проводит ими несколько раз по лицу и по мокрым волосам. Дождь выступает его союзником: хлещет по щекам, смывая со скул и подбородка остатки темных разводов.
– Ого, как зарядил! – Слышится голос Ульрика.
Деревья пляшут, точно в безумном танце: шумят ветвями, скрипят толстыми стволами. Ветер играет на них, будто на струнах виолончели, создавая причудливые стонущие звуки.
– Это надолго! – Ору я, стараясь удерживать равновесие и сопротивляясь ветру. – Может, лучше переждать?
– Здесь?
Мы с Бьорном смотрим друг на друга неотрывно. Кажется, что только наши взгляды удерживают нас в вертикальном положении. В этой тьме, среди бушующей стихии, его глаза – единственное, что напоминает о теплом, светлом, прозрачном небе, полном спокойствия. Когда он смотрит на меня, они наливаются голубым, и в них нет ни единого намека на что-то сверхъестественное и нечеловеческое. Этот взгляд и есть настоящий Бьорн.
Интересно, он так же смотрит на Лену?
От этих мыслей внутренности сковывает холодом, но желание приблизиться к парню никуда не исчезает.
– Нея! – Кричит он.
И я вдруг понимаю, что новым порывом ветра меня едва не сбивает с ног. Хельвин оказывается быстрее: хватает меня в охапку и прижимает к своей груди. Все смешивается: потоки дождя, грязь на нашей одежде, прикосновения, вздохи, взгляды.
Но посреди этой тьмы и мешанины мы по-прежнему смотрим друг другу в глаза. И я ощущаю, как сильно и быстро бьется сердце в его груди.
И даже ливень отступает, оставаясь где-то за кулисами этого внезапного единения.
– Нам нельзя. – Шепчу я, видя, как приближаются к моим губам его губы.
– Кто сказал? – Спрашивает Бьорн.
Его левая рука лежит на моей пояснице, а пальцы правой осторожно касаются щеки. Я чувствую обжигающее тепло его пальцев и забываю, как нужно дышать.
– Неважно. Ты и сам знаешь.
Он, вероятно, думает, что речь о Лене и Микке, но мои мысли гораздо шире: мало того, что парню придется убить меня, как только он узнает правду о моей внутренней сущности, так мы еще можем и оказаться родственниками – причем, вероятность этого стремится процентам к ста.
– Покажи мне того, кто против, и я разорву его на части, как этого драуга. – Твердо говорит Хельвин.