Стук наших сердец заглушает любые звуки. Мое вот-вот вырвется из груди.
– Бьорн… – выдыхаю я ему в губы.
– Или против ты? – Он сжимает руку на моей талии еще крепче.
Теперь я практически пью его дыхание и тону в его глазах.
– Я не…
Хельвин не дает мне закончить фразу.
Целует меня так яростно и властно, что у меня голова идет кругом. Его губы мягкие, горячие, и они моментально забирают мою дрожь. Я целую Бьорна в ответ.
Целую. Его. В ответ.
Вкладываю в этот поцелуй всю боль и всю страсть, что переполняют меня. Все чувства, что не способно вместить сердце. Я целую его впервые, но точно знаю, что в последний раз – это неправильно, и потому никогда не должно повториться.
Целую и плачу – все равно не заметит. Слезы смешиваются с дождем, и я почти стону от боли. Душевной боли, ведь Бьорн стискивает меня в своих могучих объятиях так крепко, что мне не хочется разлучаться никогда.
У этого поцелуя вкус надежд, которым не суждено сбыться, и отчаяния, что горит огнем у меня в груди. У него вкус радости и горечи. Мы перемазаны грязью и залиты дождевой водой, но этот поцелуй – самое чистое и романтичное из всего, что со мной происходило в жизни.
– Прошу прощения, что вынужден прервать столь важный процесс. – Ульрик кладет руку на плечо Бьорна. – Но думаю, нам стоит поспешить… свалить отсюда! – Он повышает голос, чтобы перекричать шум дождя.
Я отшатываюсь от Хельвина и машинально подставляю к лицу ладонь. Губы горят, а в груди холодит от ощущений. Ульрик стоит рядом, поддерживая Сару. На этот раз подруга решила идти сама, опершись о его плечо и обхватив рукой шею. В ее глазах недоумение от увиденного. Но не осуждение.
– Конечно. – Прочищает горло Бьорн. – Он тоже подхватывает Сару с другой стороны под руку.
– Никаких мертвых рыб, никаких мертвых рыб. – Бубнит подруга, ковыляя между парнями по мокрой траве.
Я понимаю, о чем она. Эти слова предназначаются мне.
– Что? Какие рыбы? – Наклоняется к ее лицу Улле.
Дождь хлещет по их спинам.
– Это цыганское заклинание от дождя, – объясняю я, двигаясь за ними.
Пожалуй, Сара права: поцелуй Бьорна понравился мне больше поцелуя Микке. Но это ничего не значит. Ничего.
Ничего?
Дождь и не думает стихать. Мы уже вымокли до самых костей.
– Телефону конец! – Констатирует Ульрик, потрясая в воздухе аппаратом, а затем прячет его в карман.
Они идут дальше, а я плетусь за ними, устало утирая влагу с лица. Мой сотовый тоже сдох, и, скорее всего, от воды, которой наполнены мои карманы и вся моя одежда. Не реагирует ни на какие действия, даже фонарик не включишь.