Патрульный стучит мне в окно, и я опускаю его на несколько дюймов — достаточно, чтобы полицейский не злился, но недостаточно, чтобы он просунул руку и разблокировал мне дверь.
Патрульный опирается на крышу машины и подается вперед, словно хочет поболтать по-дружески. Желтая рубашка и брюки цвета хаки накрахмалены по самое некуда — ткань даже на сильном ветру не колышется. Опрятная форма — свидетельство уважения ее обладателя к своей профессии; по крайней мере, так подразумевается. Глаза у полицейского темные, как колодцы в бескрайней пустыне, а кожа почти такая же светлая, как у Айюлы. Пахнет от него ментолом.
— Знаете, почему я вас остановил?
Хочется уточнить, что вообще-то меня остановила пробка, но слепому ясно: ситуация безнадежная. Мне от него не отделаться.
— Нет, сэр, — отвечаю я как можно любезнее. Если бы нас вычислили, то наверняка послали бы не дорожную полицию. Наверняка…
— Ремень безопасности. Вы не пристегнулись.
— Ой… — Я вспоминаю, как дышать. Впереди машины начинают двигаться, а я вынуждена стоять на месте.
— Права и регистрационный документ на машину, пожалуйста.
Предъявлять этому типу водительские права совершенно не хочется. Это глупость, не меньшая, чем пускать его в машину: потом все решения будут за ним. Я мешкаю, патрульный пробует открыть водительскую дверь и кряхтит, обнаружив, что она заблокирована. Он выпрямляет спину, и заговорщицкую вкрадчивость как ветром сдувает.
— Мадам, я попросил права и регистрационный документ на машину! — раздраженно повторяет он.
В любой другой день я воспротивилась бы, но сейчас нельзя привлекать к себе внимание. Я за рулем машины, которая доставила Феми к месту упокоения. В багажнике у меня пятно от хлорки.
— Командир, не злись! — начинаю я, старательно изображая пиетет. — Ну, облажалась я. Больше не буду. — Такие слова скорее в его духе, чем в моем. Образованные женщины бесят мужчин вроде этого патрульного, поэтому я изображаю неграмотную речь. Подозреваю, что потуги на неграмотность еще сильнее выдают мой статус.
— Женщина, откройте дверь!
Вокруг ползут вперед машины. Некоторые водители бросают на меня сочувственные взгляды, но остановиться и помочь желающих нет.
— Командир, ну давай договоримся! Уверена, мы друг друга поймем. — Гордость меня покинула, только что делать? В другой ситуации я справедливо назвала бы этого типа преступником, но Айюлины деяния вынуждают осторожничать.
Патрульный скрещивает руки на груди: он недоволен, но меня выслушает.
— Вот по-честному, денег у меня особо нет. Но если ты согла…
— Я хоть заикнулся о деньгах? — негодует патрульный и дергает ручку водительской двери, словно мне хватит глупости ее разблокировать. Он встает прямо и подбоченивается. — А ну глушите мотор!