— Кто этот Тейд?
— Местный доктор, — отвечает мама, появившись откуда ни возьмись. На меня она смотрит странно, наверное, гадает, почему я такая зеленая. Эх, надо было потолковать с Айюлой сразу, как она проснулась!
— Расскажете нам, как все случилось?
— Тейд сделал мне предложение, я сказала, что с этим не ко мне, и он сорвался. Он напал на меня.
— А как там оказалась ваша сестра?
— Тейд вышел из комнаты, и я ей позвонила.
Полицейские смотрят на меня, но вопросы не задают. И слава богу, ведь я вряд ли ответила бы вразумительно.
— Спасибо, мэм. Мы к вам еще заглянем. — Полицейские выбегают из палаты, наверняка чтобы разыскать Тейда.
— Айюла, что ты творишь?
— В каком смысле — что она творит? Этот человек пырнул ножом твою сестру!
Айюла с жаром кивает и кажется возмущенной не меньше, чем мама.
— Послушай, Айюла, ты жизнь ему испортишь!
— Или он, или я, Кореде.
— Айюла…
— Нельзя же вечно сидеть на двух стульях.
В следующий раз жену Мухтара я вижу прислонившейся к стене коридора. Плечи у нее дрожат, но с губ не слетает ни звука. Она в курсе, что молча плакать больно?
Женщина чувствует мое присутствие, справляется с дрожью и поднимает голову. Глаза щурятся, губы кривятся в ухмылке, а вот сопля из носа тянется ко рту беспрепятственно: ее не утирают. Я невольно отступаю на пару шагов. Порой горе заразно, а мне своих проблем хватает.
Подобрав юбки, женщина проносится мимо шквалом кружев и парфюма от Джимми Чу. Ну и задеть меня костлявым плечом не забывает. Интересно, где ее деверь? Почему не рядом с ней? Стараясь поменьше вдыхать едкий аромат парфюма и грусти, я захожу в палату 313.
Мухтар сидит на кровати с пультом, направленным на телеэкран. Увидев меня, он откладывает пульт и тепло улыбается, хотя глаза у него усталые.
— По пути сюда я встретила твою жену.
— Да?
— Она плакала.
— Да?
Я жду комментариев, но Мухтар снова поднимает пульт и давай перебирать каналы. Мои слова не встревожили его и не удивили. И даже не особенно заинтересовали. С таким же успехом я могла сказать, что по пути на работу видела стенного геккона.
— Ты когда-нибудь любил ее?
— Было дело.
— А она, может, до сих пор тебя любит.
— Она плачет не обо мне. — Голос Мухтара суровеет. — Она оплакивает свою молодость, упущенные возможности, отсутствие выбора. Не обо мне она плачет, а о себе.
Мухтар выбирает канал Эн-ти-эй[31]. Я словно возвращаюсь в девяностые: у диктора серо-зеленое лицо, картинка мерцает и дергается. Мы оба смотрим на экран: там проносятся микроавтобусы «данфо»[32], прохожие вытягивают шеи, силясь разглядеть, что снимает оператор. Мухтар отключил звук, и в чем там дело, я не представляю.