Палицын вытер руки поданым рушником и посерьезнел.
— Больше полуторы сотен охотников с собой не бери. Не на рать идешь, а за данью. Чтоб королю свеев обид не чинить и нечем было б ему потом в грамотках уязвлять великого князя... По весне каянские корелы снова жаловались подьячему в Куйтозерском погосте, что свейские люди взяли у них всю нашу дань. Так ты ту дань возьмешь с финских смердов. Цифирь — сколько и чего — тебе выдадут. Что сверх возьмешь... ну, сам знаешь.
— Знаю... Просьба у меня к тебе, Иван Никитич. Верней сказать, не просьба, а... Давай так, я тебе свое дело расскажу, а ты сам решишь, просьба это или что иное.
— Ну выкладывай свою загадку.
— Сейчас у нас мир со свеями. Да много ли надо, чтоб этот мир порушился. Помнишь, дядька, первый наш каянский поход? Свейскую судовую рать в Студеном море помнишь?
— Как не помнить. Ты у меня тогда крови попил, Трошка.
— Значит, помнишь, что до Кандалухи им дойти непогодь тогда помешала. А там — дань со всей лопи, торг поморский и корельский, казенное подворье с подьячими. И все это открыто, что с моря, что с земли. Нараспашку. Приходи да бери силой. Как мы к каянам ходим, так и они тем же путем к нам придут однажды. Так я к чему? Острог нужен, дядька. Лесу там своего довольно, место ровное я на глаз размерил. Работных только нагнать.
Палицын думал, шевеля над столом пальцами. Словно прикидывал дело так и эдак.
— Про замысел твой, — сказал наконец, — надо великому князю отписать. Острог на береговых камнях и скалах ставить — труд немалый. Серебра потребует вдоволь. У государя же Василия Ивановича два года как иная забота, и серебро московское на эту заботу течет рекой. Смоленск мы нынче берем, Митро... — Палицын махнул рукой. — Об это лето великий князь в третий раз повел войско на осаду. Упорен государь, непременно хочет у Литвы отнять сей достославный русский град. Раньше осени с войны не вернется. А у меня срок тиунства к тому времени истечет. Ну да не беда. Оставит князь еще на год — отпишу ему. Вернет в Москву — на словах обскажу. Дело-то впрямь нужное.
— А у меня еще одно такое ж. Смотри, дядька.
Митрий сдвинул на столе блюда и чаши, задрал скатерть. Обмакивая палец в алый клюквенный морс, стал рисовать берега Студеного и Мурманского морей. Звериной мордой с тупым рылом вытянулся Мурманский Нос — огромный полуостров, разделивший два моря. В глотке у этого зверя была Кандалакша, а там, где должны быть уши, Хабаров вывел два маленьких завитка.
— Тут Варяжский залив, — показал между ними. — Дань мы берем с кочевых лопарей до самого норвецкого Тромса. — Палец ушел далеко на загривок зверя. Потом вернулся почти к пасти: — Мурмане доходят за данью досюда. А здесь, — Митрий ткнул в дальний завиток-ухо у Варяжского залива, — они давно когда-то поставили свою крепостицу Вардегус. И чинят нашим даньщикам пакости. А ведь не по праву они ее там поставили. Еще Новгород встарь с мурманами договор заключил, чтоб на двоеданной земле крепости не возводить.