Алена измаялась ждать. То вставала на телеге, всматривалась из-под ладони в речную долгую гладь, то спускалась к самой воде через рослый кустарник, но там видно было хуже. Она присаживалась на корточки и тихо шлепала ладонью по реке, шептала ей, будто ворожила, тревожила речных духов, приманивая того, кого ждала.
— А вдруг они давно проплыли? Пока твой конь еле копытами шевелил, как ледащий...
— Отплытие за час до полудни было оговорено. А сейчас... — Ивашка глянул в небо, определил время: — Солнце на межнике перед летом стоит. Скоро покажутся.
Три темных точки вдали на реке они заметили одновременно. Лодьи шли не на парусах, да и какие паруса, если ветер улегся, как ленивая баба. Но гребли на них сильно, суда быстро вырастали, приближаясь. Ивашка с Аленой уже сидели в карбасе, потихоньку тоже выгребали. Парень стал еще больше сердит и сосредоточен на весельной работе, выверяя расстояния и отыскивая точку схождения с головной лодьей.
Девица в нетерпении вдруг бросилась ему на шею и шумно расцеловала. И сама стала радостная, сияющая, будто бы даже блескучая, как солнечные брызги на воде.
— Ты что! — притворно завопил Ивашка, однако вмиг стал красным от удовольствия.
На лодьях давно увидели карбас и кричали им, чтобы проваливали прочь с пути.
— Ну, Алена Акинфиевна, — краска схлынула с лица отрока, бросившего весла, — объясняйся теперь с ними, как знашь.
Девица встала в лодке и замахала белым платком. На головном корабле, чей нос смотрел прямо на карбас, тоже подняли длинные весла. Остальные две лодьи повернули посторонь и сбавили ход. Борта облепили двинские охочие люди, поморский молодняк, не нашедший себе дела этим летом, колмогорские жильцы. Все таращились на несусветное явление — девицу, взмахами утиральника остановившую посреди великой Двины походные лодьи.
— Зовите мне вашего ватажного голову, Митрия Даниловича! — слегка охрипнув со страху, крикнула Алена.
Хабаров скоро показался на носу, потом пропал — Ивашка отчего-то подумал, что он выругался, — и снова появился.
— Как ты здесь очутилась, Алена Акинфиевна?
— С тобой попрощаться пришла, атаман! В Колмогорах, вишь, не с руки мне было. — Девица храбрела на глазах, и до любопытных чужих глаз ей будто бы и дела уже никакого не было. — Так примешь на лодью-то, Митрий Данилыч, али так перекрикиваться будем?
Хабаров опять исчез, чтоб через несколько мгновений с лодьи упала толстая веревка, перевязанная узлами. Ватажный атаман перемахнул через борт, быстро спустился. На нем был индиговый шелковый зипун и поверх — черный кафтан, расшитый золотыми нитями, коричной замши остроносые сапоги.