— Уплыть... да. Надо плыть.
Хабаров поднялся, взяв на руки тело Алены, и твердым шагом направился к берегу. Угрюм настойчиво показывал, где выкопана яма, но атаман не слушал. Миновав стороной могилы ватажников, стал спускаться к реке. Скряба, десятники, прочие молча наблюдали. Казалось, он хочет предать тело не земле, а реке.
Зайдя в воду, Хабаров уложил тело на дно в корме своего карбаса. Сам перепрыгнул через борт и сел рядом с ней.
— Скряба, чего зеваешь? — крикнул он, посмотрев на берег и на собравшихся ватажников. — По местам, охотники!
Пока карбаса один за другим отчаливали от берега и выходили на стрежень, Угрюм недоверчиво, с подозрением наблюдал за атаманом.
— В реку бросать мертвеца — поганое дело, — наконец не выдержал он.
— Я тебя туда брошу, — беззлобно, даже бесчувственно пообещал ватажный голова.
Над оставленной деревней занималось пламя пожара. Последний карбас забрал ватажников, выполнивших приказ Скрябы.
Кореляк забился на нос лодки, подальше от мертвого тела, и, косо взглядывая, бормотал. В пальцах он сжимал деревянную чурку, корельского идольца. К нему жалась девка-корелка Евдоха, хотя крещеная, но от пережитых страстей потянувшаяся к старым богам.
Все, кто был в лодке, удрученно помалкивали.
На ночь, скоро догнавшую их, пристали к лесистому берегу, сверкнувшему проплешиной. Закрепили карбасы, запалили костры, варили снедь. Без обычного крикливого гомона, толчеи и перепалок. За последние дни ватага уменьшилась на два десятка человек.
Пока ватажники насыщались и отдыхали, Скряба бродил меж костров, подсаживался то к одному, то к другому. Бубнил негромко и внушительно. Угрюм следил за ним, но не подслушивал.
Потом возле Угрюма сел Кореляк.
— Плоха хозин.
— Да уж все видят, что плох.
— Не еста, не пьёта. Мертвый сторожит. Эта плоха. Хозин не беречь себя от калма. Калма его вредит в голове.
— Что еще за калма?
— Сила, котору насылат калманвяк, дух мертвеча. Калма сильно вредит человек. От нее защита надо. Мертвеча в землю надо, хозин очистить огнем.
Ватажный атаман, обессилев к утренней зоре, повалился головой на землю и крепко уснул. Не слышал и не чуял, как из-под бока у него волокут тело мертвой Алены. Угрюм нес ее сам, Кореляк сторонился.
Закопали покойницу далеко в лесу. Вернувшись, Кореляк прыгал через огонь, как девки и парни на Купалу. Потом сделал из палки и мха светильник. Долго махал пламенем над спящим атаманом: обходил его кругом, водил у самого лица, едва не подпаливая бороду, бормотал корельские заклинания, отчего-то русской молвью: «Ты, огонь, созданье бога, старший между братьев, первый средь живущих, если зло сотворено, ты явись его прогнать, вылижи больного, калмы зло приди исправить...»