Когда появился хозяин, псы, хвастливо виляя хвостами, показали ему находку. Лопарь-охотник, обвешанный спереди и сзади добычей — куропатками, глухариными тушками, — опасливо приблизился. Человек был не из саами и не из квенов. Слишком рослый, огромный, как великан Сталло. Только совсем голый. Он лежал, спрятав лицо во мху. Над ним висело облако гнуса, насекомые облепляли тело и жадно насыщались. На плечах, спине, ягодицах, ногах и руках обильно кровавились укусы. Не похоже было, что человек ранен или болен.
Охотник внимательно, не прикасаясь, осмотрел его грязную, порванную одежду и обувь, заглянул в деревянную бадью. Но так и не смог понять, кто этот человек и почему он так лежит. Где его поклажа, без которой не выжить ни в тайболе, ни в тундрах? Почему он без орудия? Только нож на древке — и все...
Что-то желтое блестело во мху недалеко от головы человека. Лопарь приблизился к вещи, потянул за цепочку. На ощупь это было как железо, но он никогда не видел железо желтого цвета. Круглая плоская вещь красиво сияла. На ней были рисунки. Почти такие же, как на священном бубне нойда.
Поняв, какую таинственную и опасную вещь он держит в руках, охотник задрожал. Он быстро и почтительно положил ее на мох, согнулся перед ней, встав на колени и коснувшись лицом ягеля. Мысленно попросил духа железного желтого сейда не наказывать его и отпустить с миром. Он не будет тревожить лежащего человека, не станет мешать ему.
Поднявшись, лопарь взмахом руки позвал собак. Если этот человек — кебун, звуки людской речи могут повредить ему. Но все же, уходя с прогалины, охотник в замешательстве посмотрел на странного чужака. Если он кикует и говорит сейчас с духами, которые увели его в свою страну, он должен был позаботиться о помощнике, который отгонял бы от него насекомых и лесных зверей. Ведь даже касание лапок комара или мухи может прервать его путь в мире духов. Что если он уже заблудился там и скоро попадет в страну мертвых?
От этой мысли лопаря затрясло. Он будет последним, кто видел кебуна в живых, и тот станет приходить к нему по ночам. Страх придал охотнику сил для поспешного бегства...
Митрофан очнулся от полузабытья. В эту темную яму его опрокинуло страшное отчаяние. Он был на самом дне ямы и погружаться дальше, зарываться с головой было уже некуда.
Он встал. Все тело, поеденное гнусом, зудело.
— Вот я перед Тобой, — сказал он, подняв лицо к небу. — Нагой и слепой. Что хочешь со мной делай.
Надо было одеваться. Посмотрев на свое исподнее, пошитое из тонкой, легкой для тела ткани, хотя и заскорузлое от пота, бросил в сторону. Надел порты, верхнюю рубаху и порядком обветшавший, оборванный кафтан. К поясу, с бархатом и серебряным шитьем, не притронулся. Шапки у него не было. А сапоги, подумав, сложил в ведро.