Я не знаю как, но он до сих пор не изменился, благодаря той закалке, которую получил в самых что ни на есть суровых условиях. Такой же весельчак, так же может ошарашить тебя острой шуткой, и дай ему Бог прожить ещё добрый десяток лет, чтобы перевалило за сто и чтобы он был такой, как Старинов>{137}!»
…Алексей Николаевич Ботян был не просто «специалистом экстра-класса» (достаточно сказать, что его подрыв гебитскомиссариата в оккупированном гитлеровцами Овруче в сентябре 1943 года вошёл в секретные учебники по соответствующей дисциплине), но и душевным, обаятельным человеком. Для Дроздова он в общем-то был старшим товарищем — старше его на восемь лет, да ещё и воевавший с первого дня Второй мировой войны — в рядах польской армии; потом почти всю Великую Отечественную — в разведывательно-диверсионном отряде за линией фронта. Потом Ботян был несколько лет на нелегальной работе. К тому же его трижды представляли к званию Героя Советского Союза — но тут, как говорится, не судьба…
А ведь не каждого начальника такой подчинённый устроил бы! Человек весьма независимый, он, несмотря на все свои положительные качества, мог вызывать у начальства дискомфорт и за счёт своего героического прошлого. Чего далеко ходить за примерами? Вспомним ту ревность, которую испытывал к Дроздову генерал армии Крючков! Но Юрию Ивановичу «ворожил» Андропов, а кто бы помог Алексею Николаевичу в случае конфликта с начальством? Но конфликта не было. Напротив, именно благодаря Дроздову Ботян получил Золотую Звезду Героя. Но о том — несколько позже…
Прекрасно относился Юрий Иванович и к молодым сотрудникам, особенно к тем, кто проявлял инициативу, умел нестандартно мыслить, не боялся ответственности. Таких примеров в нашей книге немало, но вот ещё один.
Его позывной — «Кулибин» (в спецназе нет псевдонимов, кличек или чего-то подобного, у них — позывные), и такое «почётное наименование» присвоил ему сам Дроздов.
«Кулибин» — высокий, крепкий, улыбчивый — рассказывает:
«Я парень сельский, привык постоянно что-то делать своими руками. В деревне всегда нужно было что-то делать. И вот, когда я уже прошёл армию, — Кремлёвский полк на срочной службе, Академию — и уже был в группе, я постоянно что-то изобретал. Походы были разные — в лесах, в горах, и я постоянно что-то усовершенствовал, я не мог просто так идти.
Если я несу абалаковский рюкзак>{138}, круглый, то он качается на спине, и мне это неудобно. Я начинаю что-то придумывать — и сделал рюкзак специального назначения, где всё расшито по кармашкам, а сам он раскрывался как книга. На нём можно было спать, сидеть, он плавал… А сколько там карманов! Карман для штурмового рюкзачка, если группа уходит в разведку, то выдёргиваешь тот маленький рюкзачок — такой, как ходят сейчас дети. В нём — боеприпасы и покушать — всё, ушли! Лёгкий, манёвренный. Мой рюкзак из двух частей был: молния была и защёлки, и он делился на две части. Ты берёшь одну часть — я другую. У тебя увеличивается, а я пустой ушёл. Если ты в город ушёл — там место для автомата, у тебя в руках оружия нету, ты как гражданский идёшь. Иголку можно было достать за считаные секунды — всё было рассчитано».