В этом городе, столько раз виденном им, он снова находит что-то такое, чего нет нигде, он снова охвачен любопытством».
Бродя с Ульяновым по залам музеев, он любопытствует, хочет узнать впечатление от одной, от другой вещи, спорит с ним, безмолвствует от восхищения перед любимыми полотнами, перед всем этим сказочным царством красоты и человеческого гения, знакомым ему с тех еще времен, когда девятилетним мальчиком он, Тоня Серов, водил по этим залам свою мать.
Зато современники вызывают его разочарование. Осенний салон словно обозначил какой-то кризис. Все стремятся к пестроте, к пестроте во что бы то ни стало. В глазах рябит от этой громады красок.
– Много, слишком много картин… – сокрушенно говорит Серов. – Их целое море. – И, обращаясь к Ульянову, спрашивает: – Ну а среди них вы запомнили что-нибудь? Ну например?
И все же он доволен. Он-то запомнил. Запомнил Матисса. Именно его выделил из массы пестрых полотен. В письме домой он пишет: «Работаю и смотрю достаточно».
Но Серов не только смотрит и работает. Он учится. Учится при каждой возможности. Он муштрует себя каждый день.
В Париже на бульваре Монпарнас есть студия Колоросси. Вечером, когда Серов не в театре, он ходит туда рисовать «кроки» – мгновенные наброски живой натуры. Встретившись у выхода с одним из своих московских учеников, тоже забредшим туда, Серов положил на тарелку гарсона пятьдесят сантимов и сказал: «Вот как приятно, заплатил двадцать копеек, порисовал вдоволь, и учить никого не надо!» За несколько месяцев до этого Серов окончательно покинул Школу живописи.
Во время этих занятий Серов усовершенствовал свой метод создания предельно лаконичного рисунка, метод, которым он прежде пользовался главным образом для басен. Серов заказал альбом из прозрачной бумаги и начинал рисовать с последней страницы, рисунок делал чрезвычайно быстро, иногда за одну-две минуты, потом накрывал его предыдущим листом и на нем прорисовывал, опуская ненужные подробности, а первый рисунок вырывал из альбома и сминал. И так до тех пор, пока рисунок не становился предельно лаконичным и выразительным.
Под конец вечера смятых рисунков набиралось изрядно. Он уносил их и бросал в ближайшую подворотню.
Иван Семенович Ефимов, художник и скульптор, муж его сестры Нины Яковлевны, сказал ему как-то:
– Вы бросаете кредитные билеты. Ведь вы знаменитость – поднимут…
– Ну какая я знаменитость, – отмахнулся Серов. Здесь, в студии, он считал себя рядовым учеником.
А между тем вот что пишет Грабарь, вспоминая о том, как рисовал Серов: «Мне приходилось не раз видеть, как набрасывали свои рисунки Репин и Серов. Репин работал тоже быстро, но он не владел той невероятной, сверхъестественной быстротой, с какой Серов набрасывал в альбом свои наблюдения – отдельные фигуры, портреты, целые сцены, состоявшие из месива людей и животных, да еще крошечных, еле различимых размеров.