Этот эпизод с Олоферном был лишь началом конфликта, и прошел он даже за спиной Серова. Но с тех пор у Серова с Репиным происходили частые стычки по поводу новых приобретений в Третьяковскую галерею и вообще в связи с различием взглядов на живопись. Прямота Серова и вспыльчивость Репина делали эти стычки очень резкими.
Все это было очень обидно и странно, потому что раньше Репин одобрял политику Совета галереи, поддерживал Серова, Остроухова и Боткину в их борьбе с думой, и так продолжалось целых десять лет.
«Городская галерея должна иметь в виду культуру национального искусства, поддерживать живое, молодое, что всегда имел в виду П. М. Третьяков», – писал Репин Остроухову, присоединяясь к мнению Серова, Остроухова и Боткиной, возражавших против покупки голяшкинской коллекции.
Но теперь он вдруг резко повернул в противоположный лагерь. С его уст даже слетает старая, не им выдуманная фраза: «Чтобы все было как при Третьякове», причем под этим подразумевалось нечто противоположное тому, о чем он писал Остроухову.
Впоследствии (в 1913 году) Репин даже поместит, не где-нибудь, а в «Новом времени», письмо, в котором будут такие слова: «Следует оставить галерею на старом месте как святыню, не прибавляя к ней произведений последних поколений».
Да, это было очень обидно, но именно Репин стал с 1909 года союзником Цветкова.
30 декабря 1909 года в газете «Русское слово» появилось письмо Репина с нападками на Совет галереи. Последовало объяснение Серова с Репиным.
Серов рассказывает о нем в письме к В. В. Матэ:
«Вышла у нас тут с Репиным размолвка насчет покупок в галерею. По его мнению – он это напечатал, – мы, „наследники“ П. М. Третьякова, заполняем галерею мусором художественного разложения – недурно. А тут еще нападки невежд гласных, утверждающих, что в галерее моют картины мочалками и смывают до холста. Преглупо все это. В этом году дослуживаю третье трехлетие, но, несмотря на все нападки, своей кандидатуры не сниму. Выберут другого – отлично. Свою миссию исполняю по совести, и напрасно Илья Ефимович упрекает меня в недобросовестности – будто я ему втираю очки (указав на одно произведение на „Союзе“ молодого настоящего художника, которое мне понравилось). Репин заподозрил меня в издевательстве над ним, над Репиным, – потом эту картину купили в галерею. Теперь Репин хвалит Врубеля, а я хорошо помню, как он его ругательски ругал раньше. Да, Репин художник громадный, единственный у нас, а мнение его ничего, по-моему, не стоит, да и меняет он его легко».
В конце февраля 1910 года Серов уехал в Домотканово – лечить экзему. Болезнь эта, долгие годы мучившая Серова, была нервного происхождения, и спокойная обстановка Домотканова всегда действовала на него благотворно.