И он действительно превратился если не в артиста, то в декоратора. Ему предстояло писать занавес к «Шехеразаде». Этот балет шел уже около двух лет, и занавес к нему был задуман давно. Но Серов не мог писать, не подготовившись очень серьезно. Он изучал персидское искусство где только мог: в Лувре, в Эрмитаже, в итальянских музеях, делал множество эскизов. В те часы, когда он работал над ними в своей московской квартире, он просил дочь играть ему «Шехеразаду» Римского-Корсакова.
Работа над эскизом была окончена в январе 1911 года, и Серов представил эскиз «комитету»: Дягилеву, Бенуа, Баксту, Нувелю, Аргутинскому. «Никто не ожидал увидеть то, что сделал, – писал он тогда жене. – Вещь не эффектная… но довольно сильно и благородно – и в ряду других ярких декораций и занавесей она будет действовать приятно – скорее похоже на фреску персидскую».
Здесь еще раз приходится столкнуться с понятием «стилизация». Теперь Серов стилизует персидские миниатюры, вживается в мир их образов, как некогда, готовясь к «Юдифи», стилизовал Ассирию.
Обычно стилизаторам предъявляют обвинение, заключающееся в том, что они исходят не из живой жизни, не из образов реальных людей, а из образов, созданных художниками прежних эпох, занимаются перепевами. Но ведь живые люди были совершенно одинаковыми в Ассирии, в Греции и в Персии и отличались лишь одеждой и прической. О животных и говорить не приходится. Однако персидский художник изображает не только человека, но и лошадь, быка совсем не так, как греческий, каждый из них подчеркивает какие-то особые свойства так, что, взглянув на изображение, мы сразу определим, кто его создал и где это происходит. И Серов был прав, решив написать не натуралистически верную сцену из «Тысячи и одной ночи», а нечто стилизованное под искусство того времени.
Дягилев должен был доставить Серову в Париж весь необходимый материал для работы над огромным полотном, деньги для того, чтобы нанять копиистов, которые должны были увеличить эскиз; Серову предстояло лишь «довести» копию. Но Дягилев, никогда не отличавшийся особой щепетильностью, теперь и совсем разошелся. Балет, конечно, стоил очень дорого, но и сам Сергей Павлович сорил деньгами, так что иногда денежные затруднения становились просто катастрофичны. А он и не думал унывать.
«Здесь начинает собираться l’états major du générallissime Diaghilew, – писал Бенуа Серову из Парижа. – Самого его я застаю вчера в донельзя потемкинском виде (и вот как ты должен его написать!) – в шелковом золотистом халате нараспашку и в кальсонах с горизонтальными полосками. Было уже около часу дня, но его светлость лишь изволили вылезать из кровати. Тут же черненький и немножко желтенький Валечка, с потрясающим мастерством завязывающий галстук».