* * *
И вот рано утром корабль двинулся, наконец, восвояси. Увозя с собой массу впечатлений, заключений и ящиков с образцами. И ни одного — из древнего подводного города. Спрут, затаившись в пещере, наблюдал за отплытием и тихо радовался.
Вскоре Оуэн осмелел и выбрался, наконец, наружу.
С трудом, надо сказать. Всё же вход стал для него узковат — опасно постоянно иметь прямо у рта обильную пищу. Природа, предусмотревшая захватывающие погони и яростные бои для тех, кто хочет есть, всё же, поступила очень мудро. И Оуэн, кряхтя от усилий, решил, что больше не даст себе никаких поблажек — он будет сам добираться до планктона, а не получать его готовеньким — только рот открывай.
И вот он уже снаружи пещеры, где не был уже месяц. «Свобода!» — воскликнул Оуэн, садясь на камень у входа и ликующе воздев вверх руки.
От него тут же шарахнулись в стороны стайки разноцветных рыб, отвыкших от него, несколько ближайших анемонов хищно раскрылись в великолепные цветы с длинными стрекательными нитями, а большой каменный краб немедленно зарылся в песок, оставив наружи только бдительный, удобно выдвигающийся, глаз. Он ещё помнил, как этот гигантский спрут однажды вдруг сошёл с ума и всех испугал своей огненной окраской. Крабы всё видят и помнят.
«Как я вас всех люблю!» — улыбнулся про себя Оуэн, радостно осматриваясь по сторонам.