– Разбойничьи уши, старые привычки.
– Что это у тебя голос сел? – улыбнулась Агнес. Впервые улыбнулась. – Волнуешься?
– Ага.
Шаги лесника были уже совсем рядом. Дверь открылась.
– Агнес, у нас гости? Чей такой дивный конь? – с порога начал Фил и тут же охнул. – Волчонок! Ох ты ж черт, тебя теперь и волчонком-то не назовешь. Волчище. Вернулся в родные края?
– Совсем ненадолго. Ехал в Йорк, заехал глянуть, как ты.
– Долго ж ты не вспоминал.
– Я никогда и не забывал.
Через полчаса Робин уже знал, что нынешняя ученица Алана – действительно леди Эмилия, любимая дочь Зигфрида Мазера. Он старался лишний раз не расспрашивать – ну или хотя бы расспрашивать так, чтобы не слышала Агнес. Но это было непросто, ее обостренный слух улавливал каждый шепот. Робин видел, как она каждый раз словно каменеет и сжимается в комочек, когда речь заходит о детях. А от шепота ей только больнее.
– А где сам Алан-то обычно? – быстро спросил он, когда Агнес снова выскользнула за дверь. По дому она сновала с совершенно неожиданной легкостью.
– Где ночует – знать не знаю. А так обычно в харчевне ошивается, все песни свои хочет петь.
– Не гонят его?
– Из одной турнули, так он в другой шашни с хозяйкой завел. Вот небось там и ночует, – хохотнул Фил. – В хозяйкиной постели.
– И что, хороши харчевня и хозяйка?
Дверь скрипнула, Агнес снова появилась на пороге, держа в руках вязанку дров.
– Так себе, – Фил хмыкнул и быстро повернулся к Агнес. – Какая же ты умница! Весной на каждый угол натыкалась, а теперь почти со всем справляешься.
Значит, она тут с весны, а то и раньше. Робин поднялся, еще раз обнял Фила и Агнес.
– Заезжай, – буркнул лесник.
– Постараюсь. Я, похоже, пробуду в Йорке несколько дней. Что-нибудь привезти, когда обратно поеду?
– Да ну тебя. Сам приезжай.
– Как, ты говоришь, харчевня называется?
– «Кружка и миска».
– Прекрасно, мне нравится.
***
Харчевня «Кружка и миска» была в глухом переулке в стороне от городских ворот и рыночной площади. Робин неплохо знал Йорк – в детстве он вместе с Филом приезжал в город почти каждую субботу – так что нужный переулок нашел сразу. Был самый разгар дня, торговые ряды бурлили, и даже здесь, на богом забытом краю города, все время сновали туда-сюда прохожие. Зато лавки в харчевне почти пустовали, и можно было выбрать место поудобнее. Робин устроился возле двери на кухню – времена уже не те, никто сейчас за ним не охотится, поэтому можно смело сесть и подальше от входа, зато поближе к теплу. Алана среди посетителей не было. Может, он как раз в эти минуты занимается с леди Эмилией. Робин не стал обедать у Фила, ему было неловко объедать старого лесника, который еще и беспомощную женщину приютил и кормит. Другому он оставил бы хоть немного денег, но Фил был из тех, кто не возьмет ни пенса, а если незаметно положить на стол – смертельно обидится. Поэтому сейчас Робин с нетерпением ждал, когда же хозяйка принесет еду. Наконец на столе перед ним появилась большая плошка тушеных бобов со свининой, а потом и кружка пива. Он протянул руку к кружке, кольцо в свете лампы сверкнуло зеленым огнем. Роскошный асуанский изумруд. Если продать это кольцо – денег вполне хватит на то, чтобы Агнес смогла прожить несколько месяцев вместе с детьми и какой-нибудь помощницей по дому. Пусть и скромно. Робин отхлебнул пива, придвинул поближе плошку с едой. Он знал, что не продаст кольцо, и стыдился сейчас сам себя и своих мыслей. Но знал, что все равно не продаст. Изумруд был даже не памятью о Ясмине, Робин и без кольца никогда не забыл бы ее. Но этот камень стал словно мостиком, ниточкой между ними. Серьги у нее, кольцо у него. И сейчас Робин бился сам с собой, пытался себя убедить, что Агнес это намного нужнее, чем ему, – и не мог. Он не мог расстаться с кольцом. И Ясмина обиделась бы, – вот уж кому наплевать было на всех слабых и беззащитных. Робин принялся за бобы с мясом, изо всех сил пытаясь задавить в себе совесть. Нет. Он не продаст и никогда никому не отдаст это кольцо. А как помочь Агнес – обязательно придумает.