– Да. Сколько я его помню, он хотел в Лондон.
– Хотел, чтобы там на улицах и в харчевнях пели его песни. Но за песенки про тебя могли и вздернуть, а другие его песни никто не разучивал и не пел. Мои родители умерли, и он заставил меня продать их дом и перебраться в большой город. На Лондон не хватило, мы осели в Йорке. Тем более у него тут родня.
Робин чувствовал, что Агнес вот-вот заплачет. Он осторожно погладил ее по плечу.
– Не рассказывай, если не хочешь.
– Песни его все равно никто не пел. Но в Йорке его взяли в богатый дом – учить хозяйских детей играть на лютне.
Голос у Агнес снова дрогнул, но Робин понял – она не остановится, пока не расскажет.
– Он стал говорить, что его песенки давно бы пели по всему Лондону и по всей Англии, если б ему не приходилось кормить семью. А потом… потом я заболела, но осталась жива. И он сказал, что лучше б умерла, чем так.
– Ну ты что.
– Он прав, я сама ведь знаю, что прав. Я знала, что он меня искать не станет. А дети еще маленькие и быстро забудут. У Алана тут родные, так что их не бросят. Знала, что лучше не тянуть, лучше сразу. Силы у меня уже были, хотя я совсем еще не приспособилась ходить, ничего не видя. Я попросилась к каким-то крестьянам на повозку, и за два пенса меня довезли до развилки. Хотела подальше от города… чтобы никто не нашел, чтобы на детей потом пальцем не показывали…
– И тебя подобрал Фил.
– Да. Я все стояла на мосту и не могла решиться.
– Давно это было?
Агнес не ответила. Робин вспомнил Ясмину. Ему о ней постоянно напоминала каждая мелочь – иногда он сам не понимал, как и откуда вдруг снова возник ее образ. Сейчас он вспомнил, как она рассказывала, что ее, четырнадцатилетнюю, старик-учитель нарочно заразил оспой от домашнего скота, как он делал со всеми своими учениками. После этого у Ясмины на всю жизнь остались маленькие шрамы на руке.
Агнес вдруг спохватилась:
– Тебе же темно? Вон там, на столе…
– Нормально, – откликнулся Робин, нашаривая рукой глиняную миску с фитильком внутри. Он запалил свечу от тлевшего в печи огонька, поставил миску на стол. – И ты ничего с тех пор не знаешь о семье?
– Знаю. Фил бывает в Йорке иногда. Дети у родных, под присмотром. Алан учит жену городского богача играть на арфе и лютне. Но та вот-вот родит, и ей, наверное, станет не до музыки.
– И как зовут этого богача? – насторожился Робин.
– Не знаю. Я даже не спрашивала, Фил просто узнал и рассказал. Нет, я его спрашиваю иногда, когда он собирается в город. Но только про детей.
– Вот он и возвращается.
– Надо же, ты раньше меня услышал.