– Держи, – сарацин, подъехав вплотную, протянул плотно набитый кошелек.
– Что… что это? – промямлил наконец Мазер, разглядывая малиновый бархат. Когда-то, похоже, он был украшен густой шелковой вышивкой, теперь же бока кошелька вытерлись и поблекли.
– Задаток, который я от тебя получил. Точнее, здесь вдвое больше, чем ты заплатил.
– Что?
– Работа не сделана и не будет сделана. Деньги возвращаю. С лихвой.
– Тебе не по зубам убить этого Локсли? Мне-то советовали тебя и твоих людей как самых лучших в деле.
– Именно потому, что мы лучшие, я тебе и возвращаю вдвое больше. Другой бы просто отдал задаток. И то не каждый.
Торговец наконец собрался:
– Не верю, что вы с ним не смогли справиться. Он прекрасный боец, но до непобедимого ему далеко, очень далеко. Да и не оклемался он еще до конца, слабым должен быть сейчас. Хотя живучий, скотина. А твои люди сильны, и вас много. Так что не верю. Тогда что случилось?
– Не твое дело.
– Он что, заплатил вам больше? – Мазер, видя, что никто не собирается на него нападать, успокоился и осмелел. – Не поверю. Он не бедствует, но серьезных денег у Локсли нет и никогда не будет.
– Ты-то откуда знаешь?
– Я хорошо помню, каким он был, а люди не меняются. Локсли всегда мог легко заработать приличные деньги несколькими выстрелами на очередном турнире лучников, но тут же их потратить подчистую, расплатившись по долгам каких-нибудь крестьян. Защитник чертов.
– Ладно, – Ахмед сплюнул, затянул тесемку сумки и снова застегнул пряжку. – Мы в расчете. Поезжай, куда ехал.
– Откуда вы знали, где меня искать?
– Все знают, что здесь, – Ахмед кивнул в сторону одиноко стоявшего богатого дома, куда направлялся Мазер, – живет человек, который скупает золото и камни. Ты не беден, но не таскаешь же ты все деньги с собой, для этого тебе повозка была бы нужна. Ясно, что ты поистратился за последнее время – вот и решил продать что-то из старых запасов. Ну ничего, теперь-то у тебя денежек снова полно, – старик указал взглядом на потертый бархатный кошелек. – Все. Мы тебе ничего не должны. Ты нам тоже.
***
Розалина, возлюбленная Зигфрида Мазера – теперь Робин не сомневался, что это именно она – явно была не из робких и трепетных, но сейчас она смущенно отводила взор в сторону. Робин прекрасно понимал, почему. Он знал силу своих глаз, знал и умел приглушать взгляд, если не хотел лишний раз волновать нежные девичьи или женские сердца. Но сейчас он, наоборот, старался распалить хозяйку. И видел, что это удается.
– Держи еще похлебку, – Розалина, не поднимая головы, поставила на стол миску, от которой шел ароматный пар. – Точно говорят, самые тощие – всегда самые прожорливые.