– Я разве тощий? – улыбнулся он, ловя ее взгляд.
Робин придвинул миску к себе, но не склонился над едой, а наоборот, выпрямился, отбрасывая со лба отросшие вихры. В полутемном зале харчевни седина в его светлых волосах была почти незаметна. Он знал, что Розалина обращает внимание вовсе не на седину, а на блеск глаз, веселую уверенную улыбку, на жесткие вьющиеся волосы на груди, которые мелькали в свободном вороте рубахи, и на длинный старый шрам от запястья до локтя – Робин словно невзначай закатал рукава, открыв взору хозяйки крепкие сильные руки.
– Спасибо, красавица. Сама готовишь или кухарку держишь?
– Сама.
– Очень вкусно. Руки у тебя золотые.
– Да ладно, – совсем смутилась Розалина. – Похлебка как похлебка, ты просто голодный.
Хозяйка со всем управлялась без прислуги, и дел на кухне у нее сейчас было полно, но она, сама не понимая, почему, никак не могла уйти от этого путника. Да что там уйти – глаз отвести не могла. Еле-еле она заставила себя развернуться и двинуться к печке и свои плошкам и скалкам, но через пару минут, не выдержав, опять заскочила в зал. Вроде бы для того, чтобы забрать у крестьян за соседним столом опустевший кувшин с пивом и принести новый. Но этот белобрысый сероглазый незнакомец сидел куда ближе к кухне, чем крестьяне, и до них Розалина даже не дошла.
– Спасибо, – снова улыбнулся гость, отодвигая пустую миску. – Держи, красавица. Пора мне дальше, раз у тебя негде переночевать.
Серебряная монета, брошенная на стол, явно с лихвой перекрывала и обед, и даже незадавшуюся ночевку, но о сдаче гость и не подумал. Он легко поднялся с лавки, повернулся, забирая плащ. Розалина снова залюбовалась осанкой и необыкновенной отточенностью каждого движения.
– Я...
– Что, красавица?
У нее перехватило дыхание.
– Я могу быстренько прибраться в кладовке и постелить там. Но там холодно и сыровато, тепло от печки туда почти не доходит.
– Всяко лучше, чем в лесу, в ноябре-то, – ответил он. – Спасибо, красавица, у тебя не только руки золотые, но и сердце доброе. А как согреться ночью – не переживай, придумаю. Не привыкать.
Розалина почувствовала, что у нее пересохло во рту.
***
Гонец едва дышал, от коня валил пар и летели хлопья пены, и ноттингемский шериф сразу понял, что добрых вестей ждать не стоит. С добрыми вестями на взмыленных лошадях не прилетают. Издалека шериф не сразу узнал всадника, но, подойдя ближе, нахмурился: перед ним был посыльный Зигфрида Мазера.
– Что-то случилось?
– Не знаю, милорд. Мне велели передать вам письмо. Как можно быстрее.
Гонец вытащил из седельной сумки измятый свиток, и шериф тут же развернул клочок самого дешевого пергамента. Посыльный стоял совсем рядом, но лишнего взглядв через плечо шериф не опасался – едва ли кто-то из подручных Мазера знает буквы.