Редкий узор – вязь из тонких жасминовых веточек, украшавшая оба ножа и меч. Почему именно жасмин, он ведь не растет ни в Англии, ни во Франции. Что значит этот жасмин? Оберег? Напоминание о чем-то? Или, может быть, о ком-то? Изабелла помнила слова старой деревенской знахарки Мадлен – граф, он же король мечей, думает о другой женщине, и даже если приворотное зелье подействует – Изабелла никогда не станет в его сердце единственной, она будет лишь второй. И пусть у нее не получилось напоить графа этим приворотным зельем – сейчас Изабелла не сомневалась, что напиток все равно не подействовал бы. На все ее слова граф откликался лишь из вежливости, а на помощь пришел только потому, что не мог оставить человека в беде. И теперь Изабелла поняла: все эти дни, с того первого вечера в лачужке старой Мадлен, она упорно отгоняла от себя мысль про ту, первую. Единственную. А теперь эта мысль словно высверливала сердце изнутри.
Почему Мадлен сказала, что та женщина уже не с ним?
Почему маленькая Жанна так уверенно говорила, что граф никогда больше никого не полюбит?
Все, что Изабелла глушила в себе, все, чего она изо всех сил старалась не замечать, не принимать, – все это теперь стало ее изводиить.
Она поднялась на постели, отодвинув в сторону мокрую от слез подушку. Посмотреть на себя со стороны девушка пока не могла, но Изабелла и без этого прекрасно понимала – не стоит выходить из комнаты в таком виде, надо немного подождать. У нее нежная сливочно-белая кожа, на такой следы слез видны очень долго. Но ждать, медлить она больше не могла ни мгновения. Изабелла вскочила и бросилась к стене, возле которой на маленьком столике всегла стояла глубокая глиняная миска для умывания. Есть ли там еще вода? Миска была почти полной, в чистой воде плавали лепестки сушеных цветов. Она несколько раз плеснула себе в лицо холодной водой, постояла, дожидаясь, когда щеки и лоб высохнут. Теперь, наверное, уже не такая красная и опухшая. В коридорах и в большом зале в ноябре все равно всегда полумрак, и едва ли кому-то так уж будет заметно, что она только что плакала.
Открыв дверь, Изабелла вышла в коридор и спустилась в большую общую комнату прислуги.
– Мадемуазель Изабель? – удивленно повернулась к ней одна из кухарок. – Что-то вам принести?
– Нет-нет, спасибо, я дождусь обеда.
– Уже скоро, – кивнула кухарка.
– Послушай, Лоранс, – Изабелла наконец вспомнила имя кухарки, – а где дочка коновала? Ну эта, тощая, конопатая... как ее там?
Имя девочки она прекрасно помнила, но отчего-то не могла его произнести.