– Ну все, – он останавливается около стойки, обращаясь к журналистке. – Десять минут, и я ваш. Собирай своих и прочих. Надолго не задержу.
– Да все понятно, что ты скажешь, – влезает Томми. – Ой, а что это у тебя за буквы на цепочке? – спрашивает он у девушки. – Почему Э и Х, ты же Иселин Иверсен?
– Кстати, да, интересно, – подключается Хальворсен.
Он в упор смотрит на девушку, в серых глазах – знакомые Лиде черти. С журналистки вдруг слетает вся уверенность – Лида видит, каким растерянным и беззащитным становится ее взгляд.
– Это не мои инициалы, – наконец собирается она. – Так… один прекрасный спортсмен-зимник.
– И кто же? – не унимается Эскиль.
Иселин опускает голову, черные вьющиеся пряди падают ей на лицо.
– Эмиль Хегле Свенсен.
Хальворсен убегает в сторону лифта, помахивая пакетом из супермаркета. Ну точно, с едой.
– Все, надо собираться, – Иверсен отодвигает пустую чашку. – Погнали.
– Постой. Подожди, есть же еще пара минут, – Томми оборачивается к ней. – Я… – он мнется, потом вдруг решается – и говорит даже громче обычного, намного громче. Так, что все заинтересованно на него смотрят. – Иселин, я… Я давно тебе хотел сказать, ты… ты самая замечательная, самая красивая… я не мог представить, что такое вообще бывает… думал, такие чувства только в стихах… а ты все перевернула… Ты – как солнышко в моей жизни… чернокудрое зеленоглазое солнышко… Когда ты мне улыбнулась в первый раз, у меня весь мир… – Томми сбивается, мотает головой и вдруг выдает во весь голос: – Иселин, пусть все слышат. Я тебя люблю, я совсем с ума схожу, когда ты рядом.
– Что? – заливисто смеется она и запрокидывает голову, рассыпая по плечам черные локоны. – Ты еще на одно колено встань! Не смеши меня, я же просто резвилась! Забыла с этой чертовой работой, как оно, и решила поупражняться на мышах!
Журналисты за столиком рядом со стойкой валятся от хохота.
– На… на мышах? – он хватает ртом воздух. – Зачем ты?.. Я же живой человек…
– Ну да, – Иверсен снова смеется, запрокинув голову. Хрупкая нежная шея, длинные ресницы, лавина смоляных волос… – Хватит, не смеши меня! – она вдруг чуть поворачивается, резко, быстро, и говорит негромко и очень четко, так, что ее слышит только Томми. Ну, еще стоящая совсем рядом Лида и, может, бармен за стойкой. – Ты – живой человек? А Хальворсен, над которым ты устроил этот глум в своих статейках, – так себе, медальная машина, которая забарахлила и больше не нужна, да?
Хоть Лида и поняла заранее, что именно Эскиль собирается сказать журналистам, – а все равно чуть не плачет. Да, это была последняя гонка. Да, все его вопросы с лыжной федерацией улажены. Нет, он не определился с планами на будущее, идей и вариантов очень много. Да, пока просто хочет отдохнуть. У него с самого детства, со школьной лыжной секции, никогда не было свободного времени – так что теперь он для начала просто куда-нибудь отправится. Нет, прессе совершенно не обязательно знать, куда. И с кем – тоже совершенно не обязательно.