– Двадцать первый век. Не затеряюсь – соцсети, сообщения отовсюду.
– Ну да. Еще б ты отвечала.
Чайник с щелчком выключается, Лида достает гостиничные стаканы.
– Я в них уже наливала кипяток, не лопнут. Чай или кофе? Кофе растворимый. Чай обычный черный. И есть бутерброды с сыром и с курицей, свежие, я сегодня после гонки покупала.
– А что сама не съела?
– Да я что-то с голодухи купила, замерзнув на стадионе, а потом подумала – э нет, я ж так в джинсы не влезу. И не стала, – она с радостью переключает разговор на другую тему.
– Вот дурочка же.
– Осторожнее, стакан горячий, и брать его неудобно.
– Правда дурочка. Будь такой, как есть. Давай свои бутерброды.
– Как ты меня нашел-то?
– Ну... понятно, что ты будешь там, где он. Слушай, я... я должен был побороться. Попробовать еще раз. А то никогда себе не простил бы.
– Да с кем побороться?
– С тобой же самой.
Лида садится на стол, осторожно берет стакан с кипятком, размешивает в нем растворимый кофе.
– Прости меня. Мне надо было сказать все честно, еще когда я улетала от тебя из Тромсё. Я собиралась. Всю дорогу собиралась, весь день до этого. И не смогла. Ты очень хороший. Все мои слова звучали бы по-дурацки, ты не заслужил такого, – она растерянно улыбается. – Ты заслуживаешь какой-нибудь самой-самой лучшей девушки. В сто раз лучше меня.
– Дурочка, – повторяет Юнас. – Мне не нужна самая лучшая девушка, – он поднимается, ставит стакан на тумбочку. – Ладно. Извини. Вижу, я зря приехал.
– Нет. Не зря, – Лида оборачивается к нему, смотрит почти в упор, не пытаясь сейчас отвести глаза. – Знаешь, драться за тех, кого любишь, – верно и правильно. Только так. Пусть ничего и не получится. Но что ты мог – ты сделал.
– Ничего не получится?
– Нет. Ничего. Я слишком хорошо знаю, что это такое – ехать, лететь к черту на рога за тем, кому ты совершенно не нужна. И не хочу тебе такого. Ты, наверное, все сделал правильно сейчас. Но ничего не выйдет. Так... так бывает.
– Ну да. Тебе ли не знать.
– Вот именно, – Лида, сидя на столе, раскладывает рядом салфетку. – Еще русское печенье есть, шоколадное, очень хорошее. Будешь?
– Давай. Я поеду скоро.
– Куда? Первый самолет отсюда в шесть утра.
– Есть поезда. Есть автобусы.
– Ладно. Прости меня.
– За что? – Юнас удивленно смотрит на Лиду. – Нет, ты правда дурочка. Вот скажи – ты же на свои разъезды по лыжным гонкам за Хальворсеном сколько всего угрохала? Сил, времени, слез, денег? Да?
– Ага.
– Ты хоть о чем-то жалеешь?
– Нет. Ты что, я... я хоть поняла, что живая. Что я вообще есть.
– Ну вот. И я не жалею. Ладно, пойду.