Свирель Марсиаса (Шутеричи) - страница 20

Я шепнул отцу, легонько толкнув его локтем… Отец заметил юношу, неподвижно стоявшего на месте, но все еще не узнавал его. Нас отделяли шага два…

— Что, не узнаете меня, господин профессор? — спросил незнакомец.

И по голосу отец сразу узнал его.

Лицо его осветилось радостью, и, не говоря ни слова, он раскинул руки и обнял юношу крепко-крепко:

— Это ты, мой Авни! Как ты поживаешь, Авни? Как твои дела, герой Албании?

Я как сейчас слышу эти слова, которые даже мое детское сердце заставили прыгать от радости.

Авни Рустеми — это был он! — знала тогда вся Албания. Хотя мне было не больше восьми лет, я часто слышал, как о нем говорили мой отец и его товарищи. В тот год я посещал третий класс начальной школы. Учитель два раза говорил нам об Авни — и с какой гордостью!

Незадолго до этого Авни Рустеми убил изменника родины Эсад-пашу Топтани. Он пригвоздил его к земле семью пулями в самом центре Парижа, столицы Франции, где паша совершал свои грязные сделки в ущерб Албании.

Все поражались смелости Авни. Он стал любимым сыном своего народа. Теперь его знали все от мала до велика.

Я представлял себе Эсад-пашу Топтани похожим на одного бея, которого когда-то видел. Огромный нос, голова, как куль зерна, красная феска, и на ней болтается помпончик, похожий на мяч, — этак фунта в три весом. Я воображал его себе большим и толстобрюхим. Должно быть, под ним дрожала земля, как под черным сказочным великаном, когда он упал, пронзенный пулями Авни.

А сам Авни представлялся мне ловким, статным юношей с черными блестящими глазами и таким широкоплечим, что, когда он дышал полной грудью, становилось даже страшно.

Из всего этого у Авни оказались похожими только глаза, да и те не были черные. Он не был красив, но казался очень привлекательным. Особое обаяние заключалось не только в его глазах, но и в голосе — сильном, бархатистом; а голос очень украшает человека. Он говорил быстро, и слова падали с металлической отчетливостью: данг, данг…




А сам Авни представлялся мне ловким, статным юношей с черными блестящими глазами…


Еще во времена турецкого владычества Авни учился у моего отца в Эльбасане, в Нормальной школе. С тех пор отец его не видел.

Авни возмужал и так изменился, что отец не смог его узнать сразу. Но голос его он не забыл.

Они обнялись с тоской и любовью.

Я, взволнованный, смущенный, стоял в стороне.

Конечно, они стали вспоминать Нормальную школу, потом отец поздравил его с геройским поступком и еще раз крепко обнял.

Авни торопился, потому что его ждали. Расставаясь, он обещал, что придет к нам на обед или ужин.