Свирель Марсиаса (Шутеричи) - страница 49
Особенно привлекала Кристофориди мельница под садом. Сюда он часто приходил пешком из Эльбасана, подолгу сидел здесь и беседовал с людьми.
Кристофориди имел обыкновение объяснять людям, как возникла Земля, что такое звезды, как вращаются Солнце и Луна, почему приходят зима и лето, что вызывает землетрясения и многое другое, что люди невежественные объясняли волею божьей. Так он нес людям хоть капельку знаний и боролся с суевериями.
Если у мельницы никого не было, он затягивал старинную песню. Тогда все, кто проходил мимо, замедляли шаги или обходили стороной, боясь потревожить его. Отец рассказывал, что у Кристофориди был красивый голос и он знал много старинных песен.
Так Кристофориди полюбил окрестности Шен Иони. А этот уголок около мельницы как будто стал его собственным. Поэтому он и завещал, чтоб его там похоронили.
— Но в тот день, когда умер Кристофориди, в начале марта, дождь лил как из ведра, — рассказывал мой отец. Поэтому гроб с его телом не смогли отвезти в Шен Иони. Кристофориди похоронили у церковной ограды в квартале Кала.
Взрослые и дети, христиане и мусульмане пришли, несмотря на ливень, отдать последний долг самому любимому, самому почитаемому человеку, которого звали «отцом албанского языка». Даже турецкие власти вынуждены были присутствовать на похоронах.
Ученик Кристофориди Туши Пина, молодой учитель и горячий патриот, такими словами начал свою речь, в которой он посылал последнее приветствие умершему:
— Плачьте, горы Албании, — умер Констандин Кристофориди, отец албанского языка!
Люди переглядывались, удивляясь невероятной смелости Туши, который и знать не хотел турецкое правительство. А турки помрачнели, нахмурили брови и опустили головы. Молодежь, тайно учившая албанский язык, патриоты, потерявшие самого дорогого друга, не могли сдержать слез.
— Плакал и я по дяде Констандину, — рассказывал мой отец. — Но я был еще мал и, несмотря на то что очень любил слушать о Скандербеге и уже начинал чувствовать всю прелесть чтения и письма по-албански, плохо понимал, кем являлся для нашей родины дядя Констандин, которого так любили у нас в семье. Теперь вы, дети, это знаете, — взволнованно улыбнулся отец и еще сильнее прижал меня к себе. — Вот здесь, по завещанию, и должны были похоронить Кристофориди, — сказал он и повел рукой вокруг.
Вода шумела, стучала мельница, и казалось, что они, тоже взволнованные, подтверждают его слова.
Около нас остановился мельник, весь побелевший от муки́ и старости. Его нависшие, как карнизы, брови и торчащие усы были покрыты мукой, как снегом. Мельник слышал слова моего отца.