Свирель Марсиаса (Шутеричи) - страница 5

«Мяу! Мяу! Не обману, головой ручаюсь! Ну дай и мне одну поиграть! Я тоже хочу немножко поиграть! Что ж, по-твоему, мне не скучно в этом ящике?»

В то время как Лаши так просила меня, а я искоса следил за нею, две ласточки забили крылышками, поднялись с моих колен и выпорхнули из ящика. Я даже не заметил, как они вспорхнули. Когда я опомнился, они уже исчезли в огромной стае, летавшей над нашими головами и наполнявшей воздух щебетанием. Мою радость нельзя было описать.

Третья ласточка, та, что осталась, тоже забила крылышками, но взлететь не смогла. У меня дрогнуло сердце. Я гладил ее, брал в руки, целовал, поднимал вверх. Бедная птичка вздрагивала крылышками, но никак не могла оторваться от моих рук и подняться в воздух. Ее коготки впились мне в руку, кололи пальцы, но улететь ласточке все же не удавалось.

Наконец, измученная, она все-таки решилась: несколько раз громко чирикнула своим друзьям, сидевшим на проводах поодаль от нас, и взвилась в воздух. Я видел, как она металась, поднимаясь все выше. Вот она поднялась уже высоко, но вдруг, так и не долетев до своих друзей, упала вниз как камень. Я в ужасе закрыл глаза и громко зарыдал.

— Бедная ласточка! Упала прямо в ручей, — сказала бабушка.

Хюса подошел, вынул меня из ящика, взял на руки и начал качать, утешая при этом такими словами:

— Ну пойдем, герой мой, пойдем! Разве мужчины плачут?.. Перестань, перестань, что это ты, в самом деле, расплакался! Дай я пощекочу тебя!

И он щекотал меня, но я не перестал плакать даже тогда, когда бабушка посадила меня перед собой на лошадь и стала целовать и ласкать меня.

Впоследствии я часто с грустью думал об этих ласточках, да и теперь, когда думаю, мне становится грустно. Мы тоже тогда пустились в долгий путь, как эти ласточки. И кто-то из нас также едва не погиб в пути, как эта несчастная ласточка. Да, так оно и было: моя годовалая сестренка заболела и чуть было не умерла на следующий день, но нам удалось ее вылечить. А бедную ласточку вылечить я не смог: может быть, потому, что не умел лечить — ведь я был еще совсем маленький, — может быть, потому, что ее уже нельзя было вылечить.

А наша кошка, бессердечное существо, еще хотела их заживо растерзать!

Я целый месяц не разговаривал с Лаши и не ласкал ее. Раза два даже дал ей ногой пинка, хотя и понимал, что это несправедливо.

Вот что хотелось мне рассказать вам о моем первом путешествии, путешествии, которое мы совершили на лошадях из Эльбасана в Корчу тридцать семь лет назад.