Свирель Марсиаса (Шутеричи) - страница 56
Мы отправились в путь. И знаете, с кем? С караванщиком Хюсой!
Даже теперь, когда открылось автомобильное сообщение с Корчей, Хюса не бросил своего дела. Его караваны ходили иногда в Пешкопину, иногда в Берат. И вот, к счастью для Хюсы, стала непроезжей дорога и в Корчу. Он с большой радостью снарядил караван в Тюкес.
В его караване, насчитывавшем когда-то двенадцать лошадей, осталось теперь четыре. Из старых лошадей остался только рослый белый конь, на котором я на этот раз и ехал.
Да, изменился караван Хюсы, стал куда меньше. Но по-прежнему висели на лошадях колокольчики. Они звенели всю дорогу до Тюкеса и навевали мне сладкие воспоминания.
Хюса — мне казалось, он совсем не изменился — погонял лошадей и без умолку рассказывал всякие истории. Мой учитель, преподававший в лицее албанский, то и дело вытаскивал из кармана маленькую записную книжку и записывал некоторые слова.
Когда мы подошли к Миракским порогам, поднялся страшный ветер. Невозможно было удержаться верхом на лошадях, и нам пришлось слезть. Ветер дул прямо в лицо. На мне был черный форменный плащ. Ветер надувал его, как зонтик. Я с трудом переставлял ноги, хотя впереди шел Хюса, защищая меня от ветра своим большим телом. Караванщик не переставал кричать и подбадривать лошадей, которые тоже едва передвигались в таком урагане. Шкумбин грохотал и пенился глубоко внизу, в нескольких сотнях метров под нами.
У Миракских порогов, на самом повороте, плащ мой рвануло кверху, ветер чуть было не приподнял меня над землей и не унес. Еще мгновение — и я упал бы в реку, на скалистые камни, но Хюса успел ухватить меня за край плаща. Тем, что я остался жив, я обязан караванщику и пуговице, которую мама пришила у воротника. Как сильно ни дул ветер, пуговица выдержала.
Остальную часть пути, до Камарского моста, Хюса держал меня за руку. Плащ с меня сняли и привязали к седлу.
Чем дальше мы продвигались, тем ужаснее становился ветер. Через мост Хюса погнал сперва лошадей. Я как сейчас вижу их над тонкой и очень высокой аркой моста. Вижу, с каким огромным трудом они переставляли ноги: подковы скользили, и они, чуть было не сорвавшись и не упав в Шкумбин, все-таки удерживались, останавливались и снова шли… Гривы их развевались по ветру и казались крыльями, на которых лошади летели над бешеным Шкумбином.
Что касается нас, людей, то мы не решились преодолеть мост так смело, а переползли его на животе. Хюса подхватил меня под мышки и перетащил, как мешок. Ветер свистел, мы ползли по мосту. Внизу, на дне пропасти, бесился Шкумбин.