Сухонькая старушка в выцветшем капоте, но с брильянтовой брошью на платье вязала что-то со стремительностью, превосходящей некоторые ткацкие станки. Рядом с ней мечтательно покачивался хрупкий юноша, бледный до почти полнейшей прозрачности, так что его уже сейчас можно было принять за вызванного духа.
И полицейский, и криптозоолог мигом оценили собравшуюся публику. Легко внушаемые, подверженные массовой истерии натуры были подобраны мастерски. В такой компании любой чих мог быть воспринят как глас небес, какой уж тут зов вечности. Пристав было попятился назад к двери, но сэр Бенедикт толкнул его зонтиком в спину и едва ли не под конвоем провел к столу. Порфирий Аверьянович опомнился, по-военному быстро провел рекогносцировку и… обнаружил весьма недурственный объект. Подкрутил усы, вытянулся во фрунт, щелкнул каблуками и браво представился:
– Порфирий Аверьянович Белоногов. Не женат.
Полицейский не забывался и намеренно опустил свой чин, а должность уж и подавно, да к тому же немного подправил фамилию.
Объект, ради которого был произведен весь спектакль, заход не оценил, посмотрел холодно и надменно. Пристав только удовлетворенно крякнул, свято уверенный, что порядочной девице положено глядеть на нового кавалера как на врага, развернувшего армию у ворот.
– Бенедикт Брут, криптозоолог, – неожиданно скромно сказал его спутник.
Отчего-то он всегда жутко не любил представляться самостоятельно, предпочитая, чтобы кто-нибудь вместо него сказал: «А это сэр Бенедикт, выдающийся специалист по чудовищам, первейшая на весь Князьгород знаменитость…» – и так далее и тому подобное, со множественными прилагательными в превосходной степени.
Неожиданно даже для самого себя пристав все же добился внимания, его оккупировала зажиточная помещица Варвара Ниловна Нежалеева.
– …и проявился-таки родненький, Налимушка. В зеркале то исть. Сам лицом темен, хмур, знать, не в райских кущах обретается на том свете. Я, конечно, слезу пустила, но не удивилась: покойничек-то, светлая ему, шельме, память, уж больно при жизни охоч до женского полу был, вот прям как вы, милсдарь.
Бесогонов, до того слушавший снисходительно, вдруг закашлялся.
– Ну я его и спрашиваю, значит: кому, мол, мне имение отписать? Яшке, этому стервецу языкатому, или Милке, распустехе недалекой, мож, с приданым хоть под конец жизни ее кто со двора-то и сведет.
– А он? – уже заинтересовался Порфирий Аверьянович.
Помещица выдержала паузу, возвела глаза к потолку, будто снова увидела призрак мужа, так что и пристав невольно взглянул вверх.