Определить возраст ховалы довольно легко – достаточно посмотреть ему в глаза. Вернее, посчитать их количество. Детеныши этих чудных зверей рождаются всего с одним глазом, а затем каждые десять лет на их черепе проклевывается по дополнительному. Дело в том, что данные криптиды, очень шустрые в молодости, по мере старения начинают сильно терять в скорости движения и реакциях, так что природная компенсация в виде увеличения обзора им весьма кстати.
Итак, сосчитав глаза Маруся, коих было двенадцать, и обнаружив зачатки тринадцатой глазницы, сэр Бенедикт сразу понял, что перед ним один из патриархов рода, ведь ни в одном литературном источнике не было свидетельства существования ховалы более чем с шестнадцатью глазами. Но даже многоопытный криптозоолог не мог прочитать мысли и историю этого зверя, а жаль – там было много любопытного.
Да, Марусь был стар, неповоротлив и на ухо туговат, а то бы ни за что не поймать его болотным охотникам. Повезло еще, что угодил в зоосад, а не на стену к какому-нибудь любителю редкостей. Счастья он своего, конечно, ведать не ведал и лишь поначалу гадал, что это за племя такое чудное вокруг. Особи человеков – и большие, и малые – все были о двух глазах, молодые, жизни не знавшие. Неужто никто из этих крупных животных не доживает более чем до двадцати лет? Бедные одинокие дети, некому за вами посмотреть, некому поучить и направить.
И решил тогда Марусь усыновить себе человечка, одного для начала, силы-то и проворство уже совсем не те. Долго приглядывался, выбирал: то к одному на плечо сядет, то к другому – ишь вымахали, малолетки. Наконец определился. Ходил по зоосаду парнишка – худенький, нескладный, видно, что слабый в стае, за таким особый присмотр нужен.
Вот и повадился Марусь выбираться из клетки (благо решетка была широкая, а почти вся толщина старичка состояла в богатой шкуре) и забираться на плечо к еще одному нашему знакомцу, Аристарху Бредихину. Паренек звал ховалу Глазастиком, а ховала Бредихина – малахольным, потому что где это видано, чтобы разумное существо по доброй воле лезло в клетки к таким опасным тварям, как лламиги-и-дор и йорогумо. Этот же не просто лез, так еще их и подкармливал.
После сего странного «усыновления» смена Бредихина проходила следующим образом: едва молодой человек заходил за ограду зоосада, как ему на плечо откуда ни возьмись валился круглый и теплый со сна ховала, вцеплялся хваткими пальцами в одежду и открывал все свои двенадцать оранжевых глаз.
Обзор у ховалы был таков, что человеку и представить невозможно. Пространство раскидывалось над ним полным куполом – в любую сторону далеко видать. Лезет, к примеру, малахольный в клетку к грифону, а тот в самый неожиданный момент клюв в его сторону разевает. Старичок-ховала лапки на плече Аристарха сожмет, на ухо заклекочет – гляди, дескать, в оба, сынок, а то эдак и своего короткого века не доживешь. В общем, хлопотный оказался подопечный, но забавный – песенки все Марусю пел да в ладушки играть учил.