– Вы… исключение, – махнул рукой доктор, благоразумно проглотив слово «досадное».
– Где одно, там и два, – туманно сказала домовладелица.
– Если вы вздумаете ему помогать, – рассерженно начал Брут, – я… я…
– Съедете от меня? – лукаво подсказала женщина.
– Не дождетесь!
– Тогда не пугайте мальчика!
– Я сказал хоть слово неправды, Анфиса Ксаверьевна?
На этот провокационный вопрос мудрая женщина предпочла не отвечать.
– У него спокойный характер. Уверена, он станет вам отличным помощником.
– Да какой из этого спящего красавца помощник? – процедил Брут уже с дивана. Впрочем, дышать начал немного ровнее и оценивающе посмотрел на Лута.
Под этим взглядом Кусаев внезапно почувствовал, как его веки начинают тяжелеть, и через секунду снова отключился, успев уловить очередной, полный негодования, вопль хозяина.
IV
Через полчаса приведенный в сознание Лут наблюдал, как сэр Бенедикт приглаживает и без того идеальные виски перед зеркалом.
– Ну, чего вы ждете, Кусаев? Или я сам должен сбегать за саквояжем, приготовить шляпу, очки и зонт, а перед выходом еще почистить вам башмаки? Давайте-давайте, вперед, как голодная чупакабра за стадом горных козочек!
Про козочек Кусаев не совсем понял, но быстро сориентировался и нырнул в открытую дверь гостиной, где доктор оставил свой саквояж, затем кинулся в кабинет к специальной витрине, за которой еще раньше заметил целую выставку различных очков с разноцветными стеклами, от синих до неприлично розовых. Какие же выбрать? Тут Лутфи припомнил, что на хозяине, помимо черной, почти траурной одежды, надет еще и шейный платок в едва заметную красную крапинку, и, чувствуя себя тонким ценителем моды, вынул пару с красными стеклами в серебряной оправе.
Но криптозоолог почему-то не оценил его утонченного вкуса.
– Анфиса Ксаверьевна! – воззвал он к своей домовладелице, которая не без интереса следила за сборами. – Он еще и дня не провел в этом доме, а уже пытается совершить самоубийство таким изощренным способом!
– Принеси-ка лучше желтые, дружок, – мягко подсказала женщина. – От этих доктор звереет.
«Куда уж больше?!» – подумал Лутфи, но благоразумно смолчал.
– Как это очень по-русски: называть май сэйкрид рэйдж[21] этим грубым словом «звереет».
– Бенедикт, я уже три месяца наблюдаю за вашей так называемой священной яростью, и поверьте мне, слово «звереет» описывает ее как нельзя более точно.
– Ничего вы не понимаете…
В этот момент явился Лутфи вместе с очками радостного цыплячьего цвета (которые, оказавшись на носу у сэра Бенедикта, почему-то моментально превратили его в злую худую сову) и начал упаковывать своего нервного хозяина в сюртук, шляпу и уличные туфли.