Я закончила читать письмо.
Перед арестом Мачей подал заявление на визу для вас, и ее недавно одобрили. Я прилагаю ее в письме. Пожалуйста, приезжайте, когда сможете, мы были бы рады, если бы вы жили с нами.
Ваш,
Филипп.
Я заглянула в конверт и вытащила второй листок бумаги. Это была моя виза для поездки во Францию. Держа в руках визу, я рассматривала ее. Это был пропуск на свободу. Многие, чтобы заполучить ее, пошли бы на убийство. Когда-то это было единственным, чего я хотела. Но эта мечта, которой я еще совсем недавно дорожила, теперь выглядела пережитком прошлой жизни. И все же я должна поехать в Париж и убедиться, что с Мачеем все в порядке.
Затем в моем сознании возникла Сэди. Она так отчаянно во мне нуждалась, как никто другой, рассчитывала на мою помощь в пропитании и выживании. Я подумала о тех временах, когда беспомощно стояла рядом: Мириам, а потом женщина, прыгнувшая с моста вместе с детьми. Тогда, то ли из-за обстоятельств, то ли по собственному выбору, я ничего не предприняла. Здесь я могу что-то изменить. Уйти было бы проще, но остаться – значит проявить смелость. Я не могла уехать, по крайней мере, сейчас. Я сложила конверт и положила его в карман.
Сэди
Мама устроилась в углу комнаты, пытаясь покормить малыша. Я знала, у нее бывали дни без молока, но, к счастью, сегодня ее груди набухли и отяжелели. Когда я встала, чтобы заслонить ее от взглядов остальных в комнате, то увидела, какая она худая и изможденная. Кормящая мать должна питаться разнообразно и досыта. А у нас был только картофель, что помогла достать Элла, но даже его не хватит надолго. Что мы тогда будем есть?
Отбросив свои опасения, я посмотрела на малышку, которой мы все еще не дали имя спустя три дня после рождения. Она отвернула голову от маминой груди и посмотрела на меня своим ясным, немигающим взглядом. Мама сказала, что младенцы не могут четко видеть первые несколько месяцев. Но всякий раз, когда я подходила, глаза сестры находили мои и удерживали взгляд. У нас была мгновенная связь. Именно я могла успокоить ее, когда она уставала и капризничала или когда мама пыталась покормить ее, но не было молока.
Я рассматривала и свою мать. Несмотря на сложные роды, казалось, она черпала силы в новорожденном ребенке. В заботах о нем в ней появилась целеустремленность. Она погрузилась в рутину кормления и переодевания, будто мы вернулись домой, а не в канализацию, где ей приходилось снова и снова стирать те же два кухонных полотенца, служившие подгузниками.
Пока мама заканчивала кормление, я вышла из комнаты. Сол ушел за водой немного раньше, и я надеялась, что увижу, как он возвращается. Но в туннеле было тихо. Прошлой ночью шел сильный дождь, но буря, к счастью, была недолгой, так что нам не пришлось беспокоиться о еще одном наводнении. Я не могла себе представить, как мы снова переживем такое испытание – удержаться на плаву, да еще и с ребенком. Теперь дождь полностью прекратился, и предрассветные тучи рассеялись. Солнечный свет хлынул сквозь щели канализационной решетки, заставляя камни, которым был выложен туннель, поблескивать, словно пляж во время отлива – его я видела один раз в жизни, когда папа возил нас в отпуск на побережье, в Гданьск. Сегодня был не день встречи с Эллой, и я размышляла, чем она занимается и рада ли освободиться от своих обязательств передо мной.