И все же он и слышать об этом не хотел.
– Обещай мне, что ты не пойдешь, – сказал он, в его голосе было что-то среднее между приказом и мольбой. Я удивлялась, что он поверил моему обещанию, когда я до этого уже нарушила одно, поговорив с Эллой. Он нахмурил брови. – Я не допущу, чтобы что-нибудь случилось с тобой. – Он протянул руку и коснулся моей щеки. Тогда я увидела его чувства ко мне, глубину привязанности в его глазах. Мы не так давно знали друг друга; невероятно, как сильно мы сблизились. Но во время войны жизнь, казалось, текла с другой скоростью, особенно здесь, когда любой момент мог стать для нас последним. Все чувства были обострены.
Я кивнула. Сол отошел, по-видимому, удовлетворенный моим обещанием. Но я все еще прокручивала события в голове. Я прекрасно понимала, как рискованно выходить на улицу. Но если я этого не сделаю, мы все умрем, мама, мой будущий брат или сестра, Розенберги и я. Другого выхода не было. Следующую ночь я ждала с тревогой, планируя улизнуть из комнаты. Ни Солу, ни кому-либо еще я не сообщила, что собираюсь увидеться с Эллой. Небо за решеткой было серым, и я надеялась, что будет слишком облачно, и света окажется недостаточно, чтобы Сол отправился почитать в пристройку и позвал с собой меня. Но когда остальные готовились ко сну, он подошел ко мне.
– Хочешь пойти со мной? – В последние дни он все чаще искал моей компании, порой делился историями из детства, когда мы шли по туннелям, а иногда просто шагали рядом в задумчивом молчании.
Его приглашение, которое я обычно принимала, теперь вселяло в меня ужас.
– Я бы с удовольствием, но я устала, – ответила я, ругая себя за ту вынужденную ложь. Хотя я солгала лишь отчасти: мы все ослабели от голода.
Удивление на его лице сменилось разочарованием.
– Тогда я тоже не пойду.
Я мысленно выдохнула.
– Завтра вечером?
– С радостью. – Сол коснулся полей шляпы и отошел на свою половину комнаты. Наблюдая, как он уходит, я ощутила укол сожаления. Я с нетерпением ждала наших прогулок, и мне было больно отказать ему.
Я ждала, пока все уснут. Мама беспрестанно ерзала и ворочалась, ей было неудобно из-за живота, и я боялась, что, когда она глубоко заснет, будет уже слишком поздно. Наконец, когда ее движения затихли, а дыхание перешло в тяжелый, ровный храп, я выползла из комнаты.
Я шла по туннелю, нащупывая дорогу в темноте. Путь к выходу, который мы с Солом обнаружили, был неблизкий – так далеко я не добиралась по трубам с той ночи, как мы здесь оказались. Я в одиночку пробиралась по подземному склепу в тишине, и мне казалось, что если бы не шум канализационный воды, меня бы в любой момент схватили. Я была вся в мурашках. Мне мерещились призраки отца, потом Павла. Но они не пугали меня, а скорее направляли, создавая сияние в туннеле передо мной.