Почуйко перехватил его взгляд, нахмурился, больной ногой толкнул шкуру, ладошка перевернулась, перестала быть страшной.
— Ну, а вы что? — замирая от мальчишеского восторга, спросил ничего не заметивший Вася. Андрей не ответил. Он еще раз посмотрел на бледного Сенникова, тяжело вздохнул и приказал:
— Ты одевайся, Аркашка, да срежь палку покрепче— сейчас окорока понесешь.
И, отвернувшись, сердито посапывая, стал быстро и ловко подрезать второй окорок.
— Ну вы-то что? Зарядили ружье? — допытывался Вася.
— А я ничего, — сердито ответил Почуйко и буркнул — Словом, пристрелили мы того кабанчика, — и, подумав, добавил — Ты нажимай. Надоело возиться.
Аркадий все смотрел и смотрел на тушу, и сил, чтобы совладать с собой, у него не находилось. Наконец он горестно всплеснул руками и с истеричными нотками в голосе воскликнул:
— На кой вам черт потребовалось его требу-шить?
Почуйко, не разгибаясь, не совсем уверенно ответил:
— Вон Васька говорит — у медведя мясо хорошее.
— Кто же это хищника ест? — опять закричал Аркадий. — Варварство какое-то…
— Смотри-ка, — рассердился Вася. — Варварство! Да если вы хотите знать, медведь вовсе и не хищник. Он, скорее, травоядный. А хищником только по нужде становится. И мясо у него получше свинины.
— Откуда ты можешь знать?! — возмутился Аркадий.
Вася выпрямился и с нескрываемой издевкой ответил:
— У нас, в тайге, медвежатину едят. Не знаю, как у вас… — паренек осекся и отвернулся.
Почуйко неторопливо поточил кинжал, задумчиво сказал:
— Вот так-то, Аркашка. Вырезай-ка палку и тащи окорока.
Сломленный, растерянный Аркадий, негодуя и чего-то побаиваясь, молча подчинился, вырезал палку и, надев на нее, как на коромысла, медвежьи окорока, потащил их в гору. Он вдруг подумал, что не только Почуйко, а даже Вася чем-то выше его, опытней, и поэтому они имеют право командовать, и не подчиниться им нельзя. Но эта не вполне осознанная мысль очень мешала и смущала Аркадия, отнимала у него что-то чрезвычайно важное и страшно для него нужное без чего (он понимал это) он был не тем Аркадием Сенниковым, который ему нравился. Однакб бороться против этой мысли, смять ее, выбросить он не мог: перед глазами стояла освещенная ярким солнцем розовеющая медвежья ладошка.
Когда Вася и опирающийся на палку Андрей добрались до лагеря, окорока и шкуру уже перенесли и засыпали солью. Весь гарнизон был в сборе.
У стола сидел Николай Иванович Лазарев — низенький, широкоплечий человек средних лет. Его загорелые скулы заросли клочковатой жидкой щетиной. Присматриваясь к нему, Андрей недовольно покачал головой — не таким ему представлялся учитель. В потрепанной стеганке, ичигах, заплатанных на коленях шароварах, Лазарев больше походил на колхозника, лесника, охотника. За поясом у него торчал длинный и широкий кинжал без ножен. Его богатое охотничье ружье стояло в козлах вместе с другим оружием. И только когда Почуйко встретился с Лазаревым взглядом, то поверил, что этот простецкий с виду человек может быть учителем. Его умные темные глаза были острыми и немножко насмешливыми. Он не стал ждать, пока настороженный Почуйко поздоровается, и первым крикнул: