Когда Генри II Короткая Мантия или Джон Безземельный требовали оммажа от шотландских королей, они не стремились подчинить их своей власти фактически, на практике. Всё ограничивалось формальным изъявлением покорности, и такая политика устраивала обе стороны. На протяжении многих поколений шотландские короли находились в превосходных отношениях с английскими и имели обширные владения в Англии — в частности, им принадлежало графство Хантингдонское.
В отличие от предшественников Эдуарда I подобное положение вещей категорически не устраивало. Он добивался полного, реального и публично подтвержденного подчинения Шотландии. Недаром по его приказу к простой формуле оммажа был добавлен пункт о праве короля Англии в качестве сюзерена выслушивать апелляции шотландцев на решения короля Шотландии. Этот юридический нюанс прямо противоречил Бёргемскому договору 1290 года, в котором четко говорилось, что никто из подданных шотландского трона не обязан держать ответ за пределами своего королевства за те деяния, которые были совершены в пределах этого королевства. Однако Эдуард I заявил, что не считает себя связанным обязательствами Бёргемского договора, поскольку брак его сына Эдуарда Карнарвонского и Маргареты Девы Норвегии не состоялся.
Вместе со своими советниками он демонстративно заслушал дело некоего Роджера Бартоломью, горожанина из Берика и шотландского подданного, который подал апелляцию на три приговора, вынесенных ему судом хранителей Шотландии. Один из этих приговоров был аннулирован королем Англии.
Дальше — больше. Эдуард I принял к рассмотрению жалобу на самого Джона Балиола. Ее принесли опекуны несовершеннолетнего Дункана МакДаффа мормэра Файфа. Они утверждали, что сначала их подопечному было отказано в праве наследования части земель в северном Файфе, а затем и сам юный мормэр был несправедливо брошен в тюрьму по приказу короля Шотландии. Эдуард I потребовал от Балиола предстать по этому делу перед английским парламентом весной 1293 года, но тот приезжать отказался и заявил, ссылаясь все на тот же Бёргемский договор, что не признает за парламентом права принимать и рассматривать апелляции из Шотландии. Тогда Эдуард I прибег к угрозам, пообещав в случае неподчинения отобрать три самых важных королевских замка. Балиол вынужден был отступить, и на Михайлов день письменно признал свой отказ от каждой из статей Бёргемского договора.
Вся Шотландия перенесла это как серьезное унижение, которого соотечественники Джону Балиолу так никогда и не простили. Это был момент истины, когда король-вассал и его подданные с негодованием осознали, что Эдуард I превратил шотландскую монархию в фикцию. Сил для сопротивления у самих шотландцев не было, но своим бесцеремонным вмешательством в дела соседей английский король буквально толкал их на поиск могучих союзников. Таким образом, взоры шотландских лордов и прелатов все чаще обращались к Франции — тем более что у Англии отношения с этой страной постепенно становились все менее и менее дружескими.