* * *
В XIII веке основные торговые морские пути шли через Ла-Манш и вдоль атлантического побережья Франции. Купцы доставляли свои товары в многочисленные портовые города — от Фландрии до Пиренейского полуострова. Конкуренция между торговцами была весьма острой. Особенно яростно ненавидели друг друга моряки из Нормандии и из Пяти Портов. На сторону последних в постоянно возникавших конфликтах всегда становились гасконцы из Бордо и Байонны. Непримиримые противники обвиняли друг друга во всех смертных грехах. Имела хождение, в частности, такая история: «Однажды [нормандцы] встретили шесть английских кораблей и тут же атаковали два из них. Они немедленно убили там людей и собак, повесив их на реях своих кораблей, и так плавали по морю, не делая различия между собакой и англичанином»[107].
В 1292 году вспыхнула массовая драка в одном из портов Нормандии, когда экипажи английских и гасконских судов сошли на берег и как следует потрепали агрессивно настроенных хозяев, причем один нормандец был тяжело ранен. В ответ нормандцы провели рейд в эстуарий Жиронда, где в чисто пиратском стиле атаковали английские и ирландские суда. Наконец, 15 мая 1293 года произошло настоящее морское сражение. Возле мыса Пуэнт-Сен-Матье встретились англо-гасконский и нормандский торговые флоты. Несмотря на то, что англичане уступали в численности, они наголову разбили противника. Затем победители разграбили Ла-Рошель и вернулись в Портсмут с богатой добычей.
Эдуард I ничуть не осуждал своих моряков, полностью возлагая ответственность за все конфликты на подданных французского короля. В то же время он совершенно не желал раздувать международный скандал и портить отношения с сильным соседом из-за пиратских действий торговцев, к какой бы нации они ни принадлежали. Эдуард I писал, скрывая свое одобрение под маской напускной суровости: «Приказываем простым морякам всего флота Англии и Байонны под страхом конфискации имущества и товаров соблюдать нынешний мир с королем Франции и, поскольку Господь уже даровал им победу над злобой их врагов, воздерживаться от причинения вреда нормандцам или прочим во французских владениях»[108].
Филипп IV также поначалу делал вид, что не желает осложнений в отношениях между странами. Он даже послал в Бордо своего рыцаря, который торжественно объявил, что французским подданным строжайше запрещается атаковать английские суда. Однако Филипп IV не считал Эдуарда I равным себе и смотрел на него свысока — подобно тому, как сам английский король смотрел на короля шотландского. И точно так же, как владыка Англии, французский монарх имел четкие планы относительно политики своей страны и последовательно претворял их в жизнь. Филипп IV был холодным, расчетливым и жестоким правителем, тяжесть его руки чувствовали не только другие государи, но и собственные подданные. Недаром Данте Алигьери в «Божественной комедии» назвал короля «болью Франции». Правда, в русском переводе эта нелестная характеристика почему-то зазвучала как «французский злодей»