Тем не менее на сей раз Роджеру Бигоду и Роберту Уинчелси удалось уговорить графа Херефордского поддержать выдвинутое ими требование — передать в ведение парламента назначение лорда верховного канцлера, лорда верховного судьи и лорда верховного казначея. Эдуард I, естественно, воспротивился такому откровенному посягательству на свои права. Он обратился к прочим лордам с гневной речью:
«Вы желали вашими решениями, принятыми малым числом, вашего короля ослабить, поставить его в положение слуги, ибо в том, что положено каждому из вас, ему было отказано. Почему же тогда вы не потребовали корону, чтобы каждый из вас ее носил, а мы лишь именовались словом „король“? Ведь каждому главе дома разрешено кого угодно в доме своем, того или другого слугу, возвышать, принижать или выгонять. В то время как вашему несомненному господину, королю вы задумали безрассудно в этом отказать. Поэтому если ни канцлера, ни юстициария, ни казначея по своему благоусмотрению король не сможет назначить или поставить, то он не будет королем»[142].
Красноречие Эдуарда I не пропало втуне — январская сессия парламента 1301 года отказалась поддержать мятежных лордов и архиепископа Кентерберийского в этом вопросе. Не удалась смутьянам и другая их затея — заставить короля отправить в отставку и предать суду лорда верховного казначея Уолтера Лэнгтона, которого яростно ненавидел Роберт Уинчелси и который не пользовался популярностью у баронов.
Естественно, архиепископ не был столь глуп, чтобы лично выступить против любимца и главного советника короля. Эту роль он поручил некоему Джону де Лавтоту, обвинившему епископа Ковентрийского и Личфилдского в колдовстве, убийстве его, Лавтота, отца и прелюбодейном сожительстве с его же, Лавтота, матерью. Дело дошло до папы Бонифация VIII, который после долгих проволочек и под неослабным давлением Эдуарда I вынужден был признать недостаточность улик против Лэнгтона и передать дальнейшее разбирательство под английскую юрисдикцию. Таким образом, окончательное решение в конце концов пришлось выносить все тому же архиепископу Кентерберийскому.
Король к тому времени уже с трудом сдерживал свою ненависть по отношению к Роберту Уинчелси, и тот не желал прочувствовать на собственной шкуре всю тяжесть страшного королевского гнева. Он вынужденно признал полную невиновность своего врага по всем пунктам.
Эдуард I пожаловал своему старшему сыну Эдуарду Карнарвонскому титулы принца Уэльского, графа Честерского и графа де Понтье, после чего распустил парламент. Король, вероятно, надеялся на то, что наследник трона, вынужденный озаботиться управлением полученными землями, остепенится и оставит свои юношеские чудачества. Однако он просчитался — своими новыми владениями Эдуард Карнарвонский интересовался мало. Принц взял с собой Пьера де Гавестона, возведенного им в ранг оруженосца, свою бесшабашную свиту и отбыл в Уэльс, чтобы продолжить там развлекаться, а заодно получить от вассалов полагающиеся клятвы верности.